В ответ я пренебрежительно промолчал. Щас, буду я тут вслух с внутренним голосом разговаривать. Много чести. Пусть проявится сначала. Хотя бы голографической башкой. Поэтому назло клоуну носатому торопиться не стану. Сперва кофейку изопью неспешно, а уж потом к нужной весчи прозаически и без геройствования по прямому лучу-наводке «Штирлица» спущусь и – домой.
Пацан сказал – пацан сделал. Ликвиднув остатки завтрака в кухонной раковине, она же приемник конвертера, на ручном управлении с орбиты в атмосферу соскользнул по касательной в сторону Северного ледового панциря, постепенно притормаживая, чтобы впритирочку пройти над нужным местом, куда датчики «Штирлица» покажут.
При… примирился, короче. Включил силовое поле, абсорбирующее в кое-что полезное все бесполезное и опасное, что на меня извне налипнуть в состоянии, и выпрыгнул наружу из «Навигатора», чтобы ножками по девственному материковому льду попроменадствовать.
После вчерашних кислых мыслей полозок на регуляторе чувствительности передвинул ближе к нулю, поэтому холод почувствовал – не реальные минус шестьдесят-семьдесят по Цельсию, но градусов семь-восемь, когда в полушерстяном свитере без пальто и шапки.
Лед под ногами - не ровным зеркалом, но и не нагромождением торосов в унылом однообразии до горизонта, а матовый, мелкими трещинками-щербинками испещренный. Походил вокруг «Навигатора», с четырех сторон на юг посмотрел, одной ручонкой горделиво в бочок уперевшись, а ладошкой козырек над глазами изобразивши. Чисто Нансен или Амундсен, блин, хотя Баркатовской природной памятью без подключения к камагулонисному подсознанию не вспомню, кто из названных в истории освоения Северного, а кто Южного полюсов отметился.
Потом пальчиками щелкнул, Аладдина изображая, вызывающего для повиновения его повелеванию всемогущего джинна.
Моментально рядом из-подо льда выпрыгнула… не ожидаемая вторая половинка резонансного ключа, а какая-то оваловидная штукенция из ячеистого керамопласта (это я так решил, что из керамопласта, а на самом деле черт его знает из чего), величиной и формой с чугунок, в котором мамка отруби для свиненышей запаривает.
- А ключ где? – машинально удивился я.
- Сюрпрайз! - откликнулся Врун писклявыми голосами Чипа и Дейла в унисон. – Тут рядышком: метров сто…
- Ну и что за..? – вслух спросил, уже зная, что Врун ответит.
- А это Младшенький. Собственной персоной. Вернее, тем, что от персоны осталось… – Врун сначала ответил, потом голограммой рядышком нарисовался и «уселся» на лед в позе лотоса.
- Ничего себе… - машинально пропел я и зачем-то, рукав свитера на кисть натянув, запястьем по горшку пошоркал. Типа из нее с дымом Младшенький в натуре выскочит.
Не выскочил.
Почему – и это Врун объяснил:
- А потому, что не горшок ты в руках держишь, а флешку, куда Младшенький свое сознание в цифру перевел. В виде примера для подражания, когда на Мире бесчинствовал и роботехников с панталыку сбивал. И учти, эту хренотень с дублированием самого себя он трижды проделывал.
- Первый – это когда они на пару с ацеталом на Камагулоне в антрацитового медузенка перекинулись, которого я у Монолитов экзорцировал? Помню. Этот, выходит, второй раз и не последний? – удивляюсь, а сам глазенками по сторонам лихорадочно зыркаю, и сердце бумкает.
- Этот не второй, а третий. Вторым разом было, когда он, уже ацеталом зараженный, сумел-таки в чистом виде свою мнемограмму зиг-заг лучом на Заштозабяченную планету отправить.
Полегчало. Все-таки бывший демиург, да и встретиться с настоящими, на Светлой стороне пребывающими, страшно до трясунчика. Вдруг отчет о проделанной работе по облагораживанию Камагулона в частности и Мироздания в целом за истекший период предъявить попросят? Ну а со свихнувшимся и на паритетных началах с Двустворчатой мерзостью вошкавшимся Младшеньким тем более не хочу: боюсь, перестану себя контролировать, не удержусь и по… по гениталиям, короче, Младшенькому напинаю. Но если совсем честно, то сам факт наличия «горшка с мозгами» (пусть бы и в виде зафайленной мнемограммы) меня капитально напугал. На инфернальном уровне, когда начинаешь бояться того, чего по определению быть не может. Когда скользким ледяным червячком в глубине сознания мысль шевелится: «А вдруг?» Вдруг Младшенький горшок запрограммировал на активацию, когда такой вот Степуангуль Камагулонский рядышком объявится, чтобы в его мозги просочиться и полностью сознание вышеупомянутого Степуангуля подчинить и возродиться в его, Степуангулевом, теле? Или в «горшок» защитная программа вмастрячена, и, восхоти я (и ведь восхочется рано или поздно) поковыряться в его файлах, меня на атомы в нескольких парсеках размажет или трансформирует в какую-нибудь инфузорию-туфельку, как под конвертерным лучом у Черного Обелиска порченую Гвирляндину сестрицу трансформировало?