Еще раз прощальным взором Ледяное Безмолвие окинул и к пепелацу на пятках решительно повернулся. Но тут Врун голос подал:
- А сюрпрайз?
- Еще один?! А может, без сюрпрайзов обойдемся?
Я не то чтобы нелюбопытный и толстокожий – просто реально замерз.
- Не тот случай, Степан Александрович, - Врун таким серьезным голосом ответил, что я поверил: наверняка не тот случай, ох, не тот.
Но у Вруна при всей его драматической серьезности и теперь без подначки не обошлось:
- А иначе как вам, о наимудрейший и наисправедливейший Степуангуль, свое великодушие проявить? Так сказать, человеколюбие выказать?
- Человеколюбие?! – напрягся я. И подумал: если Врун и сейчас просто тупо прикалывается, я ему, хоть и виртуальному, как-нибудь по шнобелю врежу.
Врун в сторону крючконосым подбородком и вышеупомянутым шнобелем, умудрившись их в сходящихся направлениях совместить, кивнул.
И по его молчанию я понял: не прикалывается. Про человеколюбие – это ведь не по отношению к инопланетным разумным гуманоидам. По отношению к ним он бы слово «человечность» употребил… От предчувствия меня так изнутри морозом вдобавок к внешнему холоду долбануло, что я полозок на экстрасеннсорике слегка вверх передвинул.
- Показывай, вестник печали…
Врун с готовность в воздух поднялся и поплыл в направлении, куда носом и подбородком кивал. Из позы лотоса не выходя, телом неподвижный. Как бодхисатва, достигший нирваны.
Я следом зашагал, стараясь не поскользнуться. Ножками. Мог бы тоже по воздуху, но…
Действительно рядом оказалось. В сердцах Вруна с Неогвирской командой шепотом обматерил. Снова меня, свинтусы, развели, как шопоголика на дешевой распродаже. Якобы случайно «Навигатора» при…мирили строго над тем местом, где во льду флешка с Младшеньким валялась, и чтобы мне легко ножками до сюрпрайза дойти. В натуре, блин, страх потеряли, над бравым над всеми камагулонскими мочалками начальником прикалываясь!
И тут ход моих мыслей капитально перешибло…
Издалека эта штуковина выглядела едва различимым бугорком на ровном ледяном поле, из-за слепящего белого света так в пейзаж вписываясь, что в ста метрах не разглядеть. Тем более, когда Мирумир расплывался по линии горизонта огромным багровым пузырем, – то есть никаких теней, помогающих возвышенность на плоскости угадать.
Вблизи же… Короче, та еще причина для адреналинового выброса – посадочный космический шатл (ничем другим, кроме посадочного шатла, эта трапециевидная штуковина быть не могла).
И что характерно – при фантастических своих очертаниях и отсутствии в моем житейском опыте каких бы то ни было реальных ассоциаций, кроме комбинированных кадров и компьютерной графики из «Звездных войн», - ни тени сомнения, что шатл наш, землянский.
Глава 19
Г
Глава 19. «Уважаемые товарищи потомки…»
Когда в фильмах режиссеры и устроители спецэффектов, чтобы подчеркнуть инопланетность космических кораблей, их нарочито похожими на моллюсков-ракушек-триллобитов изображают или с элементами, которые у насекомых позаимствованы, понимаешь, как это наивно и рассчитано всего лишь на ограниченные мозги массового потребителя. Высокоразвитая сапиенсность даже у самых не похожих друг на дружку видов на уровне дизайна предполагает практическую целесообразность строгих геометрических форм. (Или я уже на эту тему выше говорил и сейчас повторяюсь?)
Но почему я сразу понял, что сюрпрайз не инопланетного, а именно земного происхождения, объяснить не могу. Просто понял – и все тут. А что из далекого будущего – это и ежику понятно. (Мозги от другого выносит. Это когда начинаешь думки думать по поводу природы самого времени в Континууме. Шатл во льдах Северной шапки на Мире несколько веков, как минимум, провалялся. То есть в данной местности он как раз артефакт из прошлого. Выходит, для моего субъективного ощущения настоящего времени он из будущего каким-то макаром попал в давнопрошедшее время, а воочию я его сию секунду наблюдаю. Реально повод головой о что-нибудь твердое постучаться, чтобы шарики с роликами по местам встали.)
Почерневшая и в шершавой коросте обугленных шлаков (результат аварийного торможения в атмосфере) поверхность покрыта встопорщившимися ледяными иголками изморози, которая на сильном холоде моментально из конденсата образуется – и чем холод сильнее, тем иглы длиннее и числом обильнее, вроде хрустальной бахромы. Здесь длиной сантиметров десять-пятнадцать. Температура-то за пределами моей экстрасенсорики – градусов семьдесят по Цельсию, да и времени с той поры, когда модуль с небес сверзился, довольно много прошло.