— Пап, неужели ты ничего не скажешь?
— Тебе еще двадцати нет, рано мне было волноваться, что ты не найдешь себе мужа.
Она взяла его под руку, и они пошли к коляске. Уильям Хауленд не торопился покупать автомобиль. Дороги были почти круглый год скверные, на автомобиле не проедешь.
— Он такой замечательный. — Вспоминая, она прижала к себе отцовский локоть.
— Из здешних?
Она остановилась и прыснула:
— Боже упаси!
Руфус Мэттьюс уронил метлу. Так тебе и надо, мстительно подумал Уильям. Хочешь подслушивать — тогда уж не взыщи.
— Я с ним познакомилась в колледже, — сказала она.
— Можно было бы догадаться, — сказал Уильям.
— Он там преподает. Английский.
Вот они откуда, все эти стихи, подумал Уильям. И стихи, и чтение вслух.
И спросил, неожиданно для себя:
— Так это он тебе письма писал тем летом? — Усмешку выдал голос.
Абигейл бросила на него зоркий взгляд.
— Откуда ты узнал?
— Весь город знал, — сказал Уильям. И нарочно прибавил громче, чтобы поймало жадное ухо Руфуса: — Старик Эйнсворт целое лето только и делал, что делился соображениями на этот счет.
По дороге домой Абигейл сказала:
— Его зовут Грегори. Грегори Эдвард Мейсон.
— Он что, из Виргинии?
— Боже упаси! — (Уильям поразился, что она повторяет эту фразу, ведь раньше никогда не употребляла.) — Он из Англии, лондонец. Просто учительствует здесь.
Уильям сказал:
— Твой прадед в гробу перевернулся бы, если б услышал, что ты выходишь за англичанина.
Она спокойно ответила:
— Я знаю.
Колеса тряслись и вихляли на колеях дороги. По гравию суетливо перебежали штук шесть перепелок и скрылись в стерне опустелого кукурузного поля. Уильям сказал:
— Наверно, мне бы следовало больше знать насчет свадеб… словом, что нам теперь полагается делать?
— Папочка, тебе — ничего. Я напишу тете Энни и попрошу приехать. Если ты в силах вынести ее присутствие в доме.
— Всю жизнь был в силах, — сказал Уильям, обращаясь к лошадиному крупу. — Как-нибудь потерплю еще немного.
— Ну, тогда все. Правда-правда.
Уильям сказал:
— Очень приятно слышать.
Когда они сворачивали к дому, Абигейл сказала:
— Кстати, чуть не забыла… В эту пятницу Грег приезжает сюда.
— На свадьбу?
— Ой, папочка… — Она укоризненно пощелкала языком, и на какой-то миг ему почудилось, что это вышло у нее совсем как у бабки, неряхи и пьяницы, которая, день-деньской клохча, словно квочка, наведывалась на кухню, где хранилась в шкафчике бутылка джина.
— Так зачем?
Абигейл хихикнула, и смешок получился опять как у той — самоуверенный, довольный.
— Грег — сама благопристойность. Он едет только затем, чтобы просить у тебя моей руки.
— Понятно, — сказал Уильям. — Что ж, далековато ты нашла себе мужа.
— Теперь никто больше не выходит за своих, из родного города, — доверительно сообщила она. — Правда.
Уильяму не пришлось натягивать поводья: на привычном месте лошадь стала сама.
— Так ты скажи, дочка, что надо делать.
— Решительно ничего, — сказала она. — Напишу тете Энни, и тебе никаких забот.
Она повернулась в пируэте на пыльной аллее, длинные белокурые волосы захлестнули ей глаза.
— Такая уйма дел, папочка. У меня совсем нет приданого. Все получилось так неожиданно.
— И давно произошла эта неожиданность?
— За день до того, как я тебе написала. Ты, наверно, этого тоже не разобрал?
Уильям покачал головой.
— А как ты думаешь, можно мне съездить в Атланту за приданым? Тетя Энни, уж конечно, знает, что к чему.
Он только молча кивнул. И пошел за ней в дом, не стал звать слуг, сам внес ее единственный чемодан, впервые почувствовав себя старым, отяжелевшим, усталым. Та самая малютка, которую он нянчил на руках, — это она мочила ему колени, срыгивала на рубашку. Та и не та… Ноги его как будто вросли в землю. Крутые ободья ребер мешали дышать, одеревенели, как бочарная клепка. «Мне сорок восемь лет, — думал он, — а это уже старость».
Абигейл что-то говорила ему, он кивал головой, не слушал, просто соглашаясь.
Растут дети, эхом пронеслось у него в голове; он слышал это когда-то давно и ни разу не вспоминал с тех пор: «Наши дети взрослеют и теснят нас к могиле».
Уильям прошел в столовую и налил себе виски. Он глядел на светло-желтую влагу и думал про винокурню на болотах и про то, как собирался ее искать. А теперь, похоже, больше не хочет. Похоже, его уже не хватит на такое.
Он отхлебнул глоток и снова вышел на веранду. Сел в качалку, поставил виски на подлокотник. Поглядел через дорогу на свои поля, на свой лес за полями.