Когда он закончил рассказ, Дочка Шаманки уже задремала. Темир встал и хотел идти к своему ложу, но услышал ее холодный, чужой голос:
– Уезжай сегодня, Темир. Сейчас, пока Шаманка не вернулась.
– Как же? Не простившись?
– Она станет отговаривать. Скажет, камни не велят. Врет половину. Ничего она в своих камнях не видит. Мои глаза видят дальше. Уезжать тебе нужно. Ты ведь этого хочешь, так простимся же.
Темир в недоумении посмотрел на нее и стал собираться в дорогу. Уехать действительно хотелось, но в ночь?.. Вот только хрупкая, немощная девушка, лежащая на смертном ложе, имела над ним больше власти, чем твердая отцовская рука.
– Это была лучшая история из всех, что ты рассказывал, – сказала Дочка Шаманки, когда Темир, сдержанно простившись, уже отодвинул полог аила, собираясь выйти наружу. – Но ты можешь рассказать еще одну. Ту, что действительно будет нужна людям и нам. Нам всем, ныне живущим.
– О чем ты? – не понял Темир, но кожа его покрылась мурашками.
– Если бы я попросила тебя навсегда остаться со мной… Всегда сопровождать меня… Согласился бы?
– Да, – не раздумывая ответил Темир, – ты же знаешь, что да. Но ты меня гонишь вместо этого.
– Иногда нужно расстаться, чтобы встретиться вновь. Иди.
Темир не понял ни слова. В конце концов, это был просто горячечный бред.
Когда Шаманка вернулась, поземка уже замела тонким слоем снега следы Темирова коня.
– Что же ты сделала? – взмолилась она. – Куда ехать ему? Ночь ведь, да и зима уже здесь, девочка! Я пойду, пошлю кого-нибудь догнать его.
– Сядь, – тихо, но твердо приказала Дочка Шаманки. – Не тебе менять дороги людей. Его дорогу ты знаешь. Спи, дорогая, скоро все кончится. Спи… матушка.
В первый и последний раз назвал кто-то одинокую Старую Шаманку этим словом. И она легла, послушная, укрывшись овчиной. Обе знали, что не уснут до утра. Обе смотрели в дыру в верхушке аила, где сходились бревна стен, выпуская в небо тонкую струйку дыма от тлеющего очага.
Ночь была звездная, и конь поначалу легко находил дорогу. Темир надеялся добраться до перевала к рассвету. Когда дорога пойдет вниз, в темноте ехать опасно.
Внутри у Темира было пусто. Он чувствовал себя трусом. И, наверное, ему не очень везло в жизни. Что станет делать он в стане отца? Ведь он хотел побродить по миру. Может, поехать сейчас куда глаза глядят? Нет, лучше вернуться домой, подыскать себе жену и жить, как все остальные. Да и сердце его истосковалось по любви.
Чтобы отвлечься от тяжелых мыслей, Темир принялся сочинять новую сказку. Ею он порадует Дочку Шаманки при следующей встрече. Ему хотелось верить, что встреча эта обязательно случится. Сказка выходила короткой и грустной, и это злило Темира, не любившего печальных развязок.
Непредсказуемый равнинный ветер быстро менял погоду, затягивая небо тяжелыми тучами. Стало темно, только белел летящий в лицо снег. Темир поднял руку, прикрывая глаза от колючей вьюги. Снег набивался в конскую гриву, облеплял шубу и волосы. Конь встал. У Темира упало сердце – он не знал, куда ехать. Заметно холодало. Он понимал, что не сможет развести костер на таком ветру и уже не найдет пути назад. Все вокруг слилось в единый водоворот, какие бывают на порогах горных рек. Но стоять на месте нельзя.
– Вперед, ну же, дружок, – шептал он в ухо коню, улегшись на него животом. – Нам нужно двигаться. Неважно куда, лишь бы идти. Не подводи меня, выручай.
Снег уже доходил коню до колен, и тут Темир понял: что-то не так. Конь, его длинноногий породистый скакун, едва шагал, глубоко завязая в сугробах. Откуда они взялись? Как их могло намести так быстро? Откуда вообще на малоснежном плоскогорье эта белая погибель? Вспотевший конь под ним заржал мучительно и опустился на землю, подогнув под себя ноги. Темир спешился. Он и уговаривал животное, и кричал на него, и даже несколько раз вытянул плетью по крупу. Потом сел рядом и растер горячие, тяжело вздымавшиеся бока коня снегом, но тот больше не поднялся.
Темир уже не чувствовал окоченевших ног. Войлочные сапоги намокли. Главное – дотянуть до рассвета. Под солнцем он сразу найдет дорогу. Да и кончится же когда-нибудь эта метель.
Он перевернул тяжелую тушу на бок, пока та не окоченела. Отдышался, стер рукавом пот со лба, достал длинный железный нож и распорол коню брюхо одним движением. От вывалившихся на снег внутренностей образовалось облачко горячего пара, и Темир улегся рядом с теплой тушей, борясь с подступившей дурнотой. Теперь ветер чувствовался не так резко – мертвый верный товарищ сослужил последнюю службу, прикрывая от метели и делясь остатками тепла. Укрывшись конским чепраком и положив под голову седло, Темир забылся тяжелым сном.