— Ну-ну, продолжай.
— На дом Фукса после революции обратили внимание, когда началась борьба с беспризорностью. Понадобилось помещение для приюта. Мебель решили оставить на месте, а библиотеку спрятали в подвале. Нашли подходящий уголок, перенесли книги туда, а ход заложили кирпичом.
— Похоронили книги, — подсказал Кунцев.
— Да. Кто прятал, потом не хватился. А обнаружили библиотеку в пятьдесят первом году. В дом Фукса тогда перебралась семилетка. Директор школы оказался человеком деловым, обследовал свои владения тщательно и в подвале натолкнулся на замурованный ход. Его, понятно, разбросали и наткнулись на книги. Только некоторые попортились, взялись плесенью. Директор заглянул в две—три книжки, увидел старорежимные яти и фиты и распорядился выкинуть древний хлам на помойку. С директором вместе были сторож и уборщица. Сторож — неграмотный мужик, для него какие сомнения. Раз директор сказал: хлам, значит, хлам… А вот уборщица, хоть и не очень разбиралась в книгах, оказалась умнее директора.
Директор понаблюдал, понаблюдал, как выполняется его распоряжение, и ушел. Сторож тоже скоро исчез. Она одна осталась. Решила: зачем добру пропадать? Какие посохраннее на вид книги откладывала, около забора припрятывала. Сторож пришел к вечеру, поджег кучу, как было велено.
— Лихо, — сказал Кунцев. Он, очевидно, живо представил себе этот костер.
— Лихо, — согласился Шатохин. — Дом уборщицы стоял недалеко. Она дождалась темноты и перенесла спрятанные книги в свой дровяник. Полтора месяца прошло, все тихо, она успокоилась, взяла несколько книжек на пробу и понесла в магазин. Прямо к Михаилу Абрамовичу. Тот принял книги. Уборщица боялась вопроса, откуда они, и этот вопрос был задан. Это бы еще пережить можно. Однако на другой день к уборщице явился старший продавец «Букиниста». Сказал, что собрание Фукса — ценность государственная, и, если он сейчас же пойдет куда следует и скажет об этой библиотеке, уборщицу немедленно арестуют, а книги будут конфискованы. Короче, продавец сначала насмерть перепугал, а потом дал уборщице за все содержимое дровяника полторы тысячи, еще теми деньгами, и увез книги. Потом он быстро уволился, перебрался в Кузбасс.
— И кто этот пройдоха?
— Симакин Василий Ерофеевич! По материнской линии родной дядя погибшего на даче Симакина!
— Дядя где живет?
— Умер. В этом году, в марте, в шахтерском городке Анжеро-Судженске. На семьдесят втором году. Племянник ездил на похороны.
В кабинете воцарилась тишина.
— Выходит, — первым нарушил молчание Кунцев, — дядюшка с племянником вели тайную книготорговлю. Наверняка были постоянные клиенты. Племянник остался один с наследством и не поладил с компаньонами. — Голос у старшего лейтенанта от слова к слову звучал все увереннее. — Будем изучать знакомства Симакина-старшего?
Шатохин несогласно покачал головой.
— Не то. Вряд ли вообще Симакин-младший причастен к торговле книгами. Времени сколько прошло. К Симакину перешло от всей фуксовской библиотеки томов четыреста — четыреста пятьдесят. Едва ли из любви к книгам продавец околпачил уборщицу. Если что-то и уцелело до последнего времени, то крохи.
Раздался звонок по телефону внутренней связи. Кунцев снял трубку. Звонил полковник Пушных. Он вернулся с совещания и обоих приглашал к себе.
Полковник выслушал доклад Шатохина, прочитал справку с фармацевтического предприятия и объяснение экспедитора, спросил:
— Уголовное дело не возбудили еще?
— Нет пока, — ответил Шатохин.
— Пора! Будем ставить в известность прокуратуру. Значит, фуксовская библиотека?
Шатохин кивнул.
— Интересно. — Начальник отдела уголовного розыска перевел взгляд на Кунцева. — Ну что же, старший лейтенант, пусть Шатохин прорабатывает свой вариант, не будем мешать. Но на работе у Симакина побывать все-таки нужно.
Лузин при описании вещей в квартире Симакина скрупулезно перенес на бумагу названия всех оставшихся после хозяина книг и имена авторов. Даже тонкие брошюры и журналы счел нужным включить в список. Достаточно было пяти минут, чтобы убедиться: книг, о которых вспоминали муж и жена Рогожины, в квартире не было.
Из этого трудно было сделать какие-то выводы. Симакин мог продать, подарить, обменять их на другие. Последнее особенно вероятно. Он радиолюбитель, постоянно что-либо конструировал, а такие люди склонны к самым неожиданным обменам.
Да, книгами Симакин мог распорядиться как угодно, расстаться с ними вполне добровольно, и все-таки Шатохин склонен был думать: пропажа книг и смерть Симакина — звенья одной цепи. Дядя завладевает книгами, через тридцать лет они выныривают у племянника — случайность. И вполне объяснимая. Но дальше между обнаружившимися вдруг и вновь пропавшими книгами и смертью Симакина-младшего должно лежать то, что переводит набор случайностей в закономерность. Вот только что?