Выбрать главу

— О чем ты думаешь, Лекс? — подавив очередной зевок, спросила я.

— О школе и Оклахоме, — не поворачивая головы, ответила Лекси.

Моя младшая сестра всегда думает то, что говорит, и говорит то, что думает. С ней бывает нелегко, и она любит репетировать гримасы перед зеркалом, зато никогда не врет. Если говорит: о школе и Оклахоме, значит, о школе и Оклахоме. Единственный обман, который она может себе позволить, — промолчать о каком-нибудь событии, о котором не хочет сообщать всем и каждому.

По лицу Лекси я поняла, что она все еще размышляет о Взгляде. В последнее время она только о нем и мечтает. И когда только поймет, что от него одни хлопоты, и перестанет грезить о дне, когда в ней тоже проснутся необычные силы?

Впрочем, вслух эти мысли я высказывать не собираюсь. С ярко-розовыми вообще ужасно трудно спорить, а мне в ближайшее время понадобится немало сил: на новый город, новую школу, на то, чтобы стать, наконец, нормальной, что бы там ни говорила мама. Все обещания тут же вылетели у меня из головы, как только мы завернули за угол и увидели женщину, которая, наклонившись, надевала поводок на какого-то маленького, пушистого зверька.

Женщина улыбнулась и помахала. Собака (или чересчур, мохнатая крыса?) возбужденно затявкала.

— Какие дружелюбные здесь соседи! — с удивлением отметил папа.

Я открыла было рот, но слова застряли на языке. Даже через окно я разглядела ауру женщины: красную, с тонкой струйкой того безымянного цвета, от которого у меня сжимался желудок, а по спине бежали мурашки.

Стертый!...

Нет, несмотря на все дружелюбие и явную любовь к песику-крысику, с этой соседкой мы дружить не будем. Недавно, она сделала что-то ужасное, что-то такое, отчего ее сияние потускнело и кое-где полностью выцвело, пусть и не целиком, а только в виде прожилок.

Тени и свет. Тени, и свет, и краски.

Вспомнив свой сон, я передернулась и отвела глаза от женщины как раз вовремя, чтобы заметить у соседнего дома маленький голубой кабриолет.

— Вот и приехали, — возвестил папа.

Я только вздохнула — мы свернули на дорожку, от которой рукой было подать до голубой машины. Ну и соседи у нас: горгоны и стертый. От одной только мысли голова начинает раскалываться.

«Добро пожаловать в Оклахому, Лисси Джеймс, — мысленно поздравила я себя. — И не важно, нравится тебе тут или нет».

2

Фиолетовый

Первой наружу выпрыгнула Лекси, после нее выползла я. С раннего утра мы были заперты в машине, глаза отвыкли от яркого света — я потерла их, поморгала. Интересно, в Оклахоме всегда так солнечно? Недовольно жмурясь, я повернулась на звук маминого голоса:

— Правда, красивый дом?

При этих словах ее аура вздрогнула и съежилась, цвета померкли. Мне показалось, будто на меня нацепили темные очки. Я прищурилась, гадая, не испортилось ли у мамы настроение, но нет — возглас о красивом доме был искренним, грустью тут и не пахло.

Я пожала плечами. Наверное, здесь и впрямь такое яркое солнце, что все остальное по сравнению с ним кажется тусклым. И вообще — у меня полно проблем, не связанных с аурами, например: убедить себя, что в Оклахоме далеко не один голубой кабриолет, и придумать, как потактичней сообщить маме, что я думаю о нашем новом доме.

— Он... — начала я и осеклась, не в силах подобрать нужных слов.

— Он большой, — пришла мне на помощь Лекси. — И старый. — Она помолчала, улыбнулась. — Выглядит, как дом с привидениями, хотя на самом деле, их тут, конечно же, нет.

— Ты уверена? — спросила я и нарочно пошевелила бровями — знала, что Лекси это не нравится.

— Уверена, — твердо ответила сестра. — И знаешь, Лисси, ты бы все-таки тренировалась перед зеркалом, а то выглядишь как-то по-дурацки. Люди решат, что ты у нас не в своем уме.

— А я и есть не в своем уме, — чуть слышно ответила я.

Мама метнула взгляд в мою сторону, однако промолчала. Она подошла к двери и повернула ручку. Дверь открылась без труда, и я с удивлением поглядела на папу. Неужели не заперто?

— Тут многие не запирают дома, — совершенно правильно истолковав мой взгляд, ответил отец. — Это ведь маленький городок.

— Ну, не такой уж маленький, — бодро прочирикала Лекси. — Как ты думаешь, среди соседей найдутся мальчики моего возраста?

Если найдутся, спорить готова — через неделю они будут есть у нее с рук.

Едва я ступила на крыльцо этого ветхого недоразумения, которое мои родители называли домом, из комнаты раздался радостный вопль:

— Кэти!

— Кори!

Услышав дядино имя, мы с Лекси переглянулись и рванули внутрь. Дядю мы обожаем, как болельщики — футбол.

Интересно, я уже доросла до того, чтобы звать его просто по имени? Стоит произнести: «дядя Кори», и мне как будто бы снова девять.

— Как поживают мои девочки? — Огромный, как медведь, дядя обхватил нас обеих сразу.

— Лучше не бывает, — отозвалась я.

Кори улыбнулся, а я отступила на шаг назад и наконец-то разглядела его. Вокруг дяди разливалось теплое, золотистое сияние, не такое темное, как у отца, но и не лимонно-желтое, цвета теннисных мячиков, как у многих моих приятелей-подростков. Его аура колыхалась спокойно и уверенно и была очень большой, гораздо больше, чем у всех окружающих.

— Выглядишь неплохо, — похвалила я дядю.

Судя по цвету, он был просто счастлив.

Кори поднял бровь.

— Правда? — негромко переспросил он.

Как и все мужчины нашей семьи, дядя с детства наслушался разговоров о Взглядах, но сам никакими способностями похвастаться не мог. Именно поэтому его так любила Лекси, а я от всей души одобряла всегдашний дядин скептицизм. Он меня подбадривает. Мама правильно угадала — не хочу я никакого дара. Одаренный — значит не такой, как все; не такой, как все — значит ненормальный.

Для дяди Кори я ничем не отличалась от остальных подростков, и мне это страшно нравилось.

Мое внимание привлекла серебристая вспышка за окном. Я застонала. За всю свою жизнь я встречала только одного человека с серебряной аурой. Бабушку. Подбежав к окну, я увидела, как она шествует по двору с бумажным пакетом в руках.

Отсюда было плохо видно, но мне показалось, что вокруг нее развевается ужасно яркий, оранжевый балахон. Не знаю точно, что должна носить милая старушка, мать двух детей и бабушка двух внучек, но уж точно не оранжевые балахоны.

— Сюда!

Я вытаращила глаза, и все же послушно выскочила обратно на крыльцо. Бабуля никогда не подбирает слова, чтобы собрать нас вместе. Просто выкрикивает первую пришедшую на ум команду, и все, к кому она обращается, послушно сбегаются на зов. Иногда это ужасно бесит, особенно если бегать приходится мне.

Лекси вышла следом.

— Бабушка пришла! — неизвестно зачем возвестила она.

Розовое сияние съежилось, и хотя я не поняла, что это значит, мне почему-то захотелось обнять сестру. Лекси подняла на меня грустные глаза.

— Как ты думаешь, очень видно? — шепотом спросила она, пока бабушка была еще далеко.

— Что видно?

Лекси расстроенно пожала плечами.

— Ты же знаешь. Что у меня до сих пор нет никакого Взгляда.

Так вот почему она чуть не плачет! Мне тут же расхотелось отвечать. Более того — я с трудом подавила горячее желание отшлепать Лекси. Я-то думала, бедная девочка переживает из-за того, что мы переехали, а она, оказывается, грустит, потому как бабуля вот-вот заметит, что у внучки до сих пор не прорезался Взгляд.

— Вот вы где, золотые мои внучата! — воскликнула бабушка таким гулким и звучным голосом, что грузчики, заносившие в дом коробки, остановились на нас поглядеть.

— Работать! — тут же рявкнула она.

Грузчики немедленно потащили коробки дальше.

— Привет, — сказала Лекси, спускаясь с крыльца и обнимая бабушку.

Та несколько секунд глядела на нее, наморщив лоб, а потом стиснула так крепко, что я испугалась — вдруг Лекси сейчас лопнет.

— А ты выросла, волшебная моя девочка, — сказала бабушка.