Эми улыбается в ответ, и у нее это выходит много лучше.
– Пока не вошли, оглядись, ладно?
Справа от дома, там, где стоит машина, похрустывают и шевелятся под ногами камешки. Передняя лужайка – зеленый квадратик травы. Слева – большое, крепкое дерево. Дуб? Листья желтые, оранжевые, красные, много опавших. Листья опадают осенью, напоминаю я себе, а что сейчас? 13 сентября. По обе стороны от входной двери всклокоченные красные и розовые цветы роняют на землю лепестки. И так много пространства вокруг. Так тихо после больницы и Лондона. Я стою на траве и глубоко вдыхаю прохладный, свежий воздух. В нем запах сырости, жизнь и умирание – как и в опавших листьях.
– Идем? – говорит Эми, и я следую за ней в холл. За ним комната с диванами, лампами и столиками. На стене – огромный, плоский черный экран. Телевизор? Он гораздо больше того, что был в больничной рекреационной. Правда, там меня после первого раза к телевизору больше не подпускали – начались кошмары. Эта комната ведет в другую – с длинными рабочими поверхностями, шкафчиками вверху и внизу и здоровенной духовкой, перед которой склонилась со сковородкой мама.
– Иди в свою комнату, Кайла, и разложи до обеда вещи, – говорит она, и я вздрагиваю.
Эми берет меня за руку.
– Сюда. – Она тянет меня в холл, потом по лестнице наверх, в другой холл – с тремя дверьми и еще одной лестницей.
– Наши комнаты – здесь, папина и мамина – выше. Вот это – моя дверь. – Эми указывает направо. – Там, в конце, наша общая ванная. У них – своя, наверху. А вот эта – твоя. – Она кивает на дверь слева.
Я смотрю на Эми.
– Входи.
Дверь приоткрыта. Я толкаю ее и вхожу.
Комната больше моей больничной. Моя сумка уже здесь, стоит на полу, где оставил ее папа. Оглядываюсь – туалетный столик с ящичками, зеркало над ним, рядом платяной шкаф. Раковины нет. Большое широкое окно выходит на переднюю лужайку.
Две кровати.
Эми входит следом за мной и садится на одну из них.
– Мы подумали и решили для начала поставить две, чтобы, если ты захочешь, я могла остаться с тобой. В больнице говорили, что это, возможно, неплохой вариант, пока ты не освоишься.
Больше она ничего не говорит, но я могла бы продолжить. Должно быть, им рассказали. На случай, если у меня будут кошмары. Кошмары случаются нередко, и если, когда я просыпаюсь, рядом не оказывается кого-то, уровень падает слишком низко, и «Лево» отключает меня.
Я сажусь на другую кровать. Рядом что-то округлое, черное, пушистое. Протягиваю руку… и останавливаюсь.
– Не бойся. Это наш кот, Себастиан. Очень дружелюбный.
Осторожно касаюсь шерстки пальцем. Теплая. Мягкая.
Он шевелится, вытягивает лапки и зевает.
Я, конечно, видела кошек на фотографиях. Но здесь совсем другое. Это не какой-то плоский образ – живое, хрипловатое дыхание, шелковистый, переливающийся мех, большие желто-зеленые глаза.
– Мяу.
Я вздрагиваю.
Эми встает, наклоняется.
– Погладь его. Вот так… – Она проводит ладонью по его спинке, от головы до хвоста. Я копирую ее жест, и он издает глубокий урчащий звук, вибрацией проходящий от горла через все тело.
– Что это?
Эми улыбается.
– Он мурлычет. Значит, ты ему нравишься.
За окном темно. Эми спит здесь же, в комнате. Себастиан тихонько мурлычет рядом, когда я поглаживаю его. Дверь приоткрыта – для кота – и снизу доносятся звуки – звон посуды, голоса.
– Малышка у нас тихая, правда? – Это папа.
– Уж да. Совсем не то, что Эми. Та с первого дня, как только появилась здесь, без конца болтала и хихикала.
– И до сих пор не успокоится. – Он смеется.
– Да, она совсем другая девочка. Немного странная, верно… смотрит этими большими зелеными глазами и смотрит.
– Она такая милая. Ты только дай ей оглядеться, привыкнуть. Дай ей шанс.
– Он ведь у нее последний, да?
– Тише.
Дверь внизу закрывается, и я ничего больше не слышу. Только бормотание.
Я не хотела уходить из больницы. Нет, оставаться там вечно я тоже не хотела, но в тех стенах мне все было знакомо. Там я знала, чего ожидать.
Здесь все неизвестно.
Но все не так страшно, как мне представлялось. Я уже вижу, что Эми – милая. Папа вроде бы в порядке. Себастиан, как мне представляется, будет лучшей заменой шоколаду, если уровень упадет слишком низко. И кормят здесь намного лучше. Мой первый воскресный обед. У нас такое каждую неделю, говорит Эми.
Обед и – не душ, нет, а ванна – полная до краев, горячая ванна, и как результат – почти 7 к ночи.
Мама считает меня странной. Надо иметь в виду и стараться не смотреть на нее так.
Меня затягивает сон. В голове проплывают ее слова.