И вот теперь очень медленно до меня дошел весь смыл этих слов. Я — для демона что-то вроде еды, вкусного блюда, которое моя мать — ведьма приготовила еще 20 лет назад. А скормила совсем не давно. Интересно, а что она получила взамен? Вечную молодость? Вечную жизнь? Деньги? Я думала, отец спьяну болтает всякие глупости, а он, оказывается…
— Дзинь, дзиннь, тринк, тринк, иу, иу…
Зазвенело в коридоре нечто, похожее на дверной звонок, заставляя меня сморщиться, как от зубной боли, потому что мне словно уши насквозь просверлили.
— Эй, слуги! Откройте дверь уже кто-нибудь!
— Чего звонишь, стучать надо себе по котелку! Топай давай, расписывать сам себе на заднице будешь! Нечего мне эти писюльки в нос тыкать! Хозяином меня тут не пужай, у меня для пужания свой хозяин обретается! — услышал я, как возмущается и хлопает дверью Майя, затем ее шаги пошаркали в моем направлении, пока, наконец, я не увидела ее сонную физиономию в дверном проеме. Из-за плеча блестели черные любопытные глазки змеюки. В руках Майя держала большую пеструю подарочную коробку с красным бантом.
— Тебе тута передали. Подарок!
Я вскочила, выхватила коробку. К банту была пришпилена открытка — «Оленьке на свадьбу — я люблю тебя несмотря ни на что». Слова были напечатаны, но внутри вдруг стало как-то очень уютно. Может быть, мать не продавала меня…Может быть, ее заставили…Демоны умеют убеждать, кому как не мне это знать…Я дрожащими руками стала срывать упаковку.
— Барби, может хозяина подождать, а то мало чего тут носят…Мошш гадость какая. У демонов принято на свадьбу дарить трешшш всякий..
— Пусть открывает, не убьет, а то бы защита не пропустила, интересно ж как у нашей хозяйки с чувством юмора.
Бумага приятно шуршала, разорвав ее, я увидела на крышке ещё одну открытку.
«Пусть этот сюрприз сделают твою первую брачную ночь чуть прохладней. Помни меня, сладенькая.
Всегда твой, Крис»
Значит, это он. Шутник отмороженный. Энтузиазма поубавилось, но я все равно подняла крышку и….
Я не раз видела смерть. Люди рождаются на свет одинаково, а умирают по-разному, Но Отец, говорил, что смерти нет, что конец — это всегда начало. Я в немом ужасе смотрела в остекленевшие глаза Роберта, удивленные, как у обиженного ребенка. Смотрела вглубь коробки и не могла поверить, что…передо мной действительно отрубленная голова моего последнего друга.
«Каждый раз, когда кто-то из твоих близких умирает, знай — на его месте должна была оказаться ты!»
— А…а…а…А-а-а-а! — заорала вдруг Майя, вытаскивая голову Роберта, стискивая ее и прижимая к груди.
Голова зачавкала. На пол пролилась лужица крови. Я согнулась пополам. Ужин вместе со слезами рвался наружу.
— А-АА-А! — орала Майя. — Это все из-за тебя, стерва! Он был такой нежный, такой чуткий, такой молодой!
— Тшшшш! Тшшш, Майя — хозяйке плохо!
— Пусть плохо! Этой гадине должно быть плохо!
— Уйди лучше и голову забери! Давай его с бантиком упакуем, закопаем, холмик сделаем аккуратный и цветочки организуем! Я тебе бутылочку найду на поминки!
Змей хвостом подхватил коробку, обернулся вокруг Квадрадамы и вытолкал ее наружу. Квадрадама, продолжая обнимать голову, шаркала на выход, оставляя за собой шлейф красных капель. Я, упав в кресло, смотрела, как маленькая лужица краснеет на полу, постепенно окрашивая в красное белый край поздравительной открытки.
В пачке последняя сигарета.
В коробке отрубленная голова последнего друга.
— Выпей! Легшшше будет!
— Легше? Легшшше! Ха-ха-ха!
— Блонди, ик! Давай без истерик…к! Да, пацан был хорошшшшший, но не повезло чуваку, чтошшшшшшшш….
— Гадюка пьяная! Исчезни с глаз моих! Пока я не спалила твою шкуру!
Я оттолкнула стакан, вскочила на ноги и заметалась по комнате, сжимая руками виски, пока, наконец, снова, обессиленная не рухнула в кресло. Дрова в камине прогорали. Я плакала.
— Почему? — спросила я тишину. — Почему? Отец, если смерти нет, то это тогда что? Что? Что?
Ответа не последовало.
Но я его и не ждала.
Я сидела, вглядываясь в темноту, словно желая разглядеть то, что видел в ней мой отец, утверждавший, что умеет говорить с мёртвыми. Роберт, я бы хотела поговорить с тобой. Как жаль, что я была такой плохой ученицей.
— Роберт…
Где-то там, где в глубине коридора послышался шорох и невнятная возня. Я привстала в кресле, прислушиваясь. На столе все так же горел фонарик с вечной свечой. Я подхватила его и двинулась к двери. Я вышла в коридор. Там в самом конце кто-то или что-то было.
— Кто там? — негромко спросила я.
Шорох. Стон. И опять тишина.
Я подняла фонарь высоко над головой. У входа в обеденную залу кто-то неподвижно лежал. В первую секунду меня настигла мысль, что это вторая часть подарка, но лежащий опять слабо застонал. Я сделала еще шаг и различила черные волосы, черную рубашку.
— Раш?
В ответ слабый стон. И тут я почувствовала, как кольцо на безымянном пальце сжимается, чуть ли не до крови разрезая кожу. Я охнула, схватилась за палец и вдруг, сжав еще раз палец чуть сильней, ободок кольца стал расширяться, пока не стал настолько большим, что свободно слетел на пол. Рубиновая капля стал выцветать, становясь почти серой. Я подхватила кольцо и подошла к Рашу, присела на корточки.
— Раш! — потрясла я демона за плечо. Перевернула. Демон слабо застонал. Сквозь дырявую, как решето, ткань рубашки проступали бурые капли крови. Они набухали, без остановки стекая на пол. Тонкая струйка крови стекала изо рта. Глаза демона были закрыты. На лбу капельки пота.
— Демон…Демон, ты…чего… У тебя же быстрая регенерация…
Я поставила фонарь на пол. Порыв ветра распахнул полуоткрытую дверь. Запахло морем и свободой. Кольцо выскользнуло из ладони, упало на пол. Камень выцвел. Побелел. Это означает, что я свободна.
А демон…умрет?
Пробуждение
Демон умрет. Он мне не друг. Скорее враг. Мой враг, а кроме врагов у меня никого не осталось. И не совсем еще понимая, что делаю, я кинулась к столу и, хватая скатерть, заорала:
— Майя!!!!Майя!!!Майя!
Мне никто не ответил. Я, на ходу разрывая скатерть на полоски, кинулась к шкафу, вылавливая оттуда пузатую бутыль с каким-то спиртным. Вернувшись к демону, я дорвала его рубашку окончательно, откупорив бутыль, я щедро полила глубокие раны, и отхлебнула горячительного сама. Порезы зашипели. Демон застонал. Я пригляделась — грудную клетку и живот демона пересекали три рваные раны с неровными краями, расходящимися, сочащимися, кровоточащими. Я щедро пропитала красную скатерть спиртным, пытаясь приложить ткань, приподнимая демона, протаскивая через спину полосы ткани и пытаясь перебинтовать.
— Наверное, надо зашить… — сказала я сама себе.
— Не надо… — последовал ответ. Я посмотрела на демона. Демон внимательно смотрел на меня серебристыми, как дождливое небо, глазами. — Перевяжи.
Демон, закусив губу, приподнялся на локтях, и я туго перевязала его красным атласом.
— Кто тебя так?
— Крис…
— Только не говори, что из-за меня.
— Не скажу.
— Бантик делать?
— Не надо.
Демон попытался сесть, хватаясь за дверной косяк. Я подставила плечо. Демон был тяжелый. Медленно и с перерывами, мы наконец, поднялись. Демон замер, тяжело дыша и подпирая стенку.
— Ты говорил, что на демоне заживает все, как на собаке…
— Крис изобретателен.
— Да, я заметила.
Демон поморщился. То ли от боли. То ли от того, что совсем неправильно меня понял.
— Оля…
— Да?
— Поцелуй меня, пожалуйста…
— Зачем?
— Пожалуйста…