— Вы Софья? — выпалил он, когда поравнялся с нами.
— Я, — пропела довольная Сонька. — А вы тот самый…
— Нет, я не тот. Я…
— Значит, он тот самый, — Сонька с ужасом уставилась на Зорина.
Только тут Геркулесов узнал стоявшего рядом с ним толстяка. И недоуменно спросил:
— А вы что здесь делаете?
— А вы? — с большим чувством поинтересовалась я.
Вот тут он заметил и меня. Не скажу, что сильно обрадовался, я бы даже сказала, расстроился, потому как физиономия его стала такой кислой, будто он лимон сжевал.
— Опять вы! Куда не пойду, везде вы. Надеюсь, никакого трупа мне сегодня не подкинете? У меня выходной.
— У меня тоже, господин жених.
— Я не жених.
— Нет? — разочарованно прогнусила Сонька.
— Я следователь по особо важным делам Геркулесов Николай Николаевич.
— Я арестована? — жеманно улыбнулась моя подруга. А глазками как стрельнула, вы бы видели!
Геркулесов сделал глубокий вдох — явный признак раздражения — и сунул под Сонькин нос газету с объявлениями.
— Вы пришли на свидание с этим господином?
— С этим, — согласилась она, даже не взглянув.
— 33 года, рост 190, у/с и прочее? — после очередного Сонькиного кивка он продолжил. — Так вот он не сможет придти, вот и попросил меня предупредить.
— А почему не сможет?
— Потому что он арестован.
— Поняла! — хлопнула я себя по лбу. — У/с — это ученая степень.
— Почему? — все еще сверля Геркулесова взглядом, спросила Сонька.
— Потому что твой эффектный красавец блондин ни кто иной, как наш страдалец Лева Блохин.
— Тот самый, что на гоблина похож? — опешила Сонька. Она ни одного из моих коллег не видела, но почти о каждом была наслышана.
Я кивнула, подруга моя со словами «кругом один обман» хлебнула добрый глоток из моей кружки. После того, как живительная влага попала к ней в пищевод, она встрепенулась.
— Ну, с женихом все ясно, как и с этим, — кивок в сторону Геркулесава. — А вы-то чего притащились? — это она уже у Зорина спрашивала.
— А он, наверняка, знал, что Блохин сегодня с дамой встречается, — я посчитала нужным ответить на Сонькин вопрос. — А так как дружок все равно под арестом, наш драгоценный Зорин надумал припереться вместо него, авось уведет невесту у товарища.
— Да ты что, Леля, — возмутился он, но сначала густо покраснел. — Я наоборот… Я о Леве хотел ей рассказать… Какой он замечательный.
— А, может, ты и подпись в журнале подделал, чтоб Блохина посадили, а ты вместо него по невестам, а? — продолжала пугать теперь уже бледного коллегу ваша покорная слуга.
— Да как… Да я… — И он беспомощно уставился на Геркулесова, в надежде, что тот из-за хваленой мужской солидарности его выручит. Но спасла его Соня. Примирительно улыбнувшись во все стороны, она жестом пригласила всех сесть.
— Не будем ссорится. Раз уж так получилось, давайте посидим, попьем пивка, поболтаем. Тем более, нас четверо, а значит, двое надвое. А, Николай? — после этого игривого «А, Николай?» Сонька так зазывно посмотрела на Геркулесова, что ему даже стало не по себе.
И не только ему. Дурно стало и нам с Зориным. И тот и другой понял, что извращенное воображение Соньки нас свело, и это обстоятельство привело в ужас, как его, так и меня. Я готова уже было громко возмутиться, но тут Зорин проявил чудо изобретательности и с серьезной миной изрек:
— Это было бы прекрасно, но, по моему, товарищу милиционеру надо о чем-то поговорить с главной свидетельницей, обсудить, так сказать, судьбу нашего общего друга, а ныне несправедливо осужденного…
— Задержанного, — машинально поправил Геркулесов.
— Не суть важно. Короче, вам надо поговорить, — с несвойственной ему решительностью закончил мой находчивый коллега.
— Да не надо нам… — начала было я, но Зорин уже взял Соньку под локоток и поволок к двери.
Подруга моя упиралась, умоляюще таращилась на Геркулесова, возмущенно сопела на Зорина, но ничего не помогало — ни сопение, ни сопротивление не действовало на влюбленного интригана. Да и товарищ милиционер не спешил к ней на помощь, он только растеряно улыбался и переводил свой взгляд с Соньки на меня (уж не взвешивал ли, с кем из нас ему будет безопаснее остаться?).
У самой двери подруга сдалась и, кинув на прощание томный, полный призыва и надежды взгляд на Геркулесова, она покинула помещение.
Мы остались одни.
Сидели в полном молчании без малого 5 минут. Слушали, как тикают часы на стене и тихо журчит вода в подсобке. Первым не выдержал он:
— Прекрасная погода, не правда ли?
— Не правда, — завредничила я.
— Не любите осень?
— Не люблю. Я ж не Пушкин.
Мы опять замолчали. На этот раз, раскаявшись, разговор возобновила я.
— Чего не пьете? — я кивнула на его полную кружку.
— Да я как-то пиво не очень…
— А что «очень»? Водку?
— Нет, — смущенно засмеялся он. — «Пепси»!
— А если напиться хотите?
— Много «Пепси».
— Что ж выходит, что вы, господин Геркулесов, почти трезвенник?
— Почему «почти»? Я просто трезвенник.
— Вот это да! — восхитилась я. — И никогда? Ни капли?
Он отрицательно замотал головой. Потом сделал глоток, поморщился и изрек:
— Первая капля!
— Браво!
После моей непродолжительной овации он немного встрепенулся и осторожно хлебнул еще раз.
— А сколько вам, Коля, лет?
— 28.
— Так много? А я думала, что, как мне.
— В 18 в милицию не берут.
— О! — мои глаза округлились. Уж никак не ожидала от этого одуванчика столь изысканного комплимента.
Кажется, обстановка немного разрядилась. И я продолжила допрос уже более нагло.
— И каким ветром вас в милицию занесло?
— Ураганным.
— Это как?
— В один прекрасный день сорвался с надоевшего рабочего места и рванул служить в милицию.
— И что за «надоевшее рабочее место»? Лифтером что ли трудились?
— Нет, — тихо засмеялся он. — Адвокатом.
— Да вы что? — ахнула я. — И в какой конторе?
— В «Защите», — прозвучал спокойный ответ.
Я ошалела от такого сообщения. Дело в том, что «Защита» являлась самой преуспевающей адвокатской конторой в регионе. А это значило, что Геркулесов не просто дурак, а дурак в кубе. Уволится из солиднейшей фирмы, где гонорары работников исчисляются тысячами долларов, и устроится МЛАДШИМ опером, на две тысячи рублей в месяц, плюс 500 пайковых, с задержкой в квартал — это же как головой стукнуться надо!
— И чего это вы так? Клиентов что ли не было?
— Были, — нисколько не обидевшись, ответил Геркулесов. — Просто я с детства мечтал работать в милиции. Именно по этому я и выучился на юриста. — Он задумчиво закатил свои глазищи, хлопнув пушистыми ресницами, и добавил. — Но после института в меня сразу вцепилась «Защита», я поддался на уговоры родителей и устроился работать туда.
— И чего она так в вас вцепилась? — подозрительно спросила я.
— Я закончил с красным дипломом «Академию юриспруденции», — не без гордости сообщил Коленька.
— О-о! — восхитилась я, хотя понятия не имела, что это за академия такая. — И что было дальше?
— Ничего. Начал работать. — Сердито буркнул он. — Бандитов защищать.
— Почему бандитов?
— А кто еще мажет оплатить себе адвоката «Защиты»?
— И то правда, — согласилась я.
— Но я-то хотел их ловить! — воскликнул Геркулесов, экспрессивно взмахнув кистями рук.
— И по этому вы бросили свою перспективную работу, забыли своих клиентов-бандюков, выбросили кейс из кожи крокодила за ненадобностью и по зову сердца отправились устраиваться в ментуру, чтобы жуликов ловить? — не без издевки спросила я.
— Да, — не заметив сарказма, согласился Коленька. — Только не жуликов, а убийц.