Сама понимаешь, гораздо лучше выяснить, какие такие промахи и глупости заставляют экзаменатора долдонить у тебя в мозгу с утра до ночи? Потом сформулировать все причины раздражения, составить список «конфликтогенов» и проанализировать их важность. Стоят ли эти проблемы нескончаемых нотаций? Наверняка нет. Только не пытайся огрызаться: «Глупей на свете нет кретина! Ты погляди-ка на себя: противней рожи не представить, жена — старуха, сын — тупой, на дочке негде пробы ставить. Вот так, румяный критик мой!» Ты же не с посторонней личностью, ты с собой беседу ведешь. Такими сварами только раздувается пламя ненависти к собственному «я». Хочешь избавиться от экзаменатора? Его можно убрать не руганью, а иронией, с помощью действенного психологического приема: представь, будто голос экзаменатора преобразуется из тембра мамы-папы-учителей-подруженек — в тембр Бивиса, Батхеда, Масяни или еще какой-нибудь уморительный голосок, к которому ты никакого почтения не испытываешь. Посмеешься и избавишься от своего «румяного критика».
Собственно, деятельность экзаменатора нерасторжимо связана с отсутствием насыщенной внутренней жизни. Это заменитель того, что ты могла бы сказать сама себе, если бы тебе было о чем с собой разговаривать. У внутреннего голоса есть и реакционная форма. Периодически — главным образом после душевных катаклизмов — у человека возникает шок, своего рода «безмолвие внутри». В нем-то и начинают звучать всякие порицания и укоры. Их, конечно, нельзя принимать во внимание. Мы часто ругаем себя за происшествия, в которых совсем не виноваты. Разговор с собой не стоит вести в назидательно-ругательном тоне. Надо оставлять за собой право на ошибку. Человек, которого вечно за что-нибудь пилят, укоряют, достают, просто не может быть разумным, догадливым, умным и ловким. Учти это — и не веди себя, будто персонаж анекдота о том, как приходит пациент к психиатру и жалуется: «Доктор, это ужасно, я разговариваю сам с собой!» — «Ну и что? Это не страшно! И со многими такое бывает в вашем возрасте. Или ваши родственники этим недовольны?» — «Да нет у меня никаких родственников! Я разговариваю сам с собой, понимаете?» — «Да что с того?» — «Ну, доктор, я постоянно разговариваю сам с собой, а я такой нудный!» Вот так.
Глава 10. Без паники, майор Как вас там!
Самый важный навык, которым следует овладеть для полноценного «использования» неудач — снисходительное отношение к промахам и провалам. Большинство граждан, как бы ни тужилось, ни рассуждало про милосердие и вселенскую любовь, не умеет прощать неудач — никому, ни себе, ни людям. Отсюда и паническое восприятие неудач и неудачников — страх и ненависть, будто имеешь дело с вирусоносителем, от которого и заразиться недолго. Подобное обращение не только милосердным, но и справедливым-то никак не назовешь. Кстати, паника — верный путь в царство истерии, а там и до шизофрении недалеко. Нам — как, вероятно, и тебе — не раз доводилось встречать людей, которые могут ни с того ни с сего заявить практически незнакомому собеседнику: «У вас плохая энергетика (темные вихри, закрытые чакры, больная аура и пятно на галстуке). Я не хочу с вами общаться — вдруг вы замусорите мое идеально чистое «эго». Немедленно отойдите на десять шагов!» Естественно, тут на все двадцать отойдешь — да и вообще выйдешь на свежий воздух и отправишься в другое место, повторяя про себя: «Ну и публика на этой тусовке! В дурке подбирали, не иначе».
Нетерпимость и непримиримость в современном мире — тактика невыгодная. В XXI веке реальность такова, что все общаются со всеми. Желающие попасть в «избранный круг» с изумлением обнаруживают, что повсюду их окружает весьма разношерстное общество. А что поделаешь? Цивилизация делает любой контингент разнообразным, пестрым, непредсказуемым. Это и называется индустриальным социумом: всевозможные группы смешиваются, контактируют, обмениваются опытом, генерируют новые идеи, новые образцы поведения и общения. Времена традиционных социумов — замкнутых, педантичных, где все до мелочей расписано, — бесповоротно миновали. Для эпохи, когда пространство между жилыми пунктами было огромным, практически непреодолимым, связь на расстоянии превращалась в серьезное препятствие — для нее возврата нет. Разве что внезапно и навсегда отключатся все телефоны, телеграфы, почта и интернет. Но это фантастика, измышления на тему Судного дня.
В большом мире, конечно, и сегодня имеются уголки, куда не ступала (ну, почти не ступала) нога человека, но это скорее охраняемые зоны, нежели затерянные миры. И, раз уж мы находимся в постоянном контакте с человечеством, каждому из нас необходимо привыкать и приноравливаться к великому множеству различных вариантов мировосприятия. Если взять свое собственное видение мира как единственно верное, непременно выставишь себя дураком, узколобым ригористом, напыщенным снобом. Причем особенно глупо выглядят те, чей так называемый «свой собственный образец» на поверку окажется не личным достижением, а механически скопированным стереотипом, который бедняге был внушен еще в детском саду. Инфантилизм не спрячешь, он, словно ослиные уши, торчит наружу и выдает глупость своего обладателя. Поэтому тем, кто желает обзавестись гармоничной, развитой индивидуальностью, совершенно необходимо повзрослеть, стать умнее, снисходительнее и добрее — в первую очередь добрее к себе. И самый верный путь к зрелости ума — прощение себе, любимой, всяких погрешностей, ошибок, неудач.
«Как же так?» — возможно, спросишь ты, — «Дураков и истериков, выходит, тоже надобно простить? Зачем тогда про них столько нелицеприятного в этой книге написано?» А мы и не призываем в духе Лопе де Вега: «Простите глупых!» Кое-кого вообще простить невозможно. Надо постараться понять, какими принципами руководствуются разные типы — вплоть до самых несимпатичных. Заметь: в тот момент, когда осознаешь, отчего люди поступают так, а не иначе, исчезают главные «факторы тревожного состояния» — раздражение и паника. Перестаешь цапаться с собой и с окружающими, бессмысленно тратить силы на переделку несовершенного мироздания, на разъедающую душу злость… Понимание людей, непохожих на тебя, избавляет от желания причесать всех под одну гребенку. А заодно избавляет и от нелепого намерения саму себя «оболванить» согласно какому-нибудь «наилучшему ранжиру». Нет таких «высоких идеалов», во имя коих следовало бы отказаться от собственной личности. Нет. Что бы на сей счет ни распевали сладкоголосые проповедники.
Также не существует неисправимых ошибок и безысходных тупиков. После неудачи всегда остается возможность плюнуть, выругаться, исполнить команду «налево кругом» и отправиться в путь. Начать, наконец, с чистого листа. Чтобы не трястись от страха перед будущим, можно довести свои воображаемые ужасные кошмары и кошмарные ужасы до максимума, до абсолюта. Чего ты боишься? Расставания, непонимания, увольнения — словом, Большого Кризиса? Кризис, как давно доказали психологи, социологи, историки и прочие «знатоки души человеческой», есть точка роста. Без роста не бывает развития. Никто не рождается «малюткой с квадратными… дарованиями». Альберт Эйнштейн в младые лета был просто крошкой, а первооткрывателем и родоначальником стал по мере созревания. Убедившись в этом, перестаешь бояться «болезней роста».
В общем, учись не бояться «сумеречных зон», где обстановка неясна, где все тобой недовольны, где легко растеряться и наделать глупостей. О том, как пройти эту зону с минимальными потерями, мы расскажем в книге «Стерва преодолевает полосу невезения». А пока прими как данность: неудачи случаются со всеми и всегда. Их самое тяжелое последствие — стойкий страх перед проблемами, провалами, непрухой и неприятностями вообще. Сенека сказал: «Жизнь — вещь грубая. Ты вышел в долгий путь, — значит, где-нибудь и поскользнешься, и получишь пинок, и упадешь, и устанешь, и воскликнешь «умереть бы!» — и стало быть, солжешь». Ему стоит верить — он знал, что говорит.
Если ты еще не сделала собственных выводов по поводу всего сказанного в этой книге — изволь, предлагаем некоторые «умозаключения для размышления». Может, пригодится.