Вскоре они добрались до города. Гостиницу Алексей отыскал быстро: он явно знал, где она расположена.
Некоторое время спустя молодые супруги Разоровы расположились в уютном номере.
Алексей спустился в буфет и принес бутылку коньяку, шоколад, яблоки.
— Расслабимся, пожалуй. Ты как?
Мария возражать не стала.
Устроившись за небольшим столом, они выпили. Мария, шурша шоколадной фольгой, вопросительно взглянула на Алексея.
— Ты говорить хотел. Говори, я слушаю. Теперь, надеюсь, нам никто и ничто не помешает.
Парень глубоко вздохнул, собираясь с мыслями.
— Маша, только ради Бога, не перебивай! Мне трудно все это сказать, я боюсь… да-да, боюсь! Слишком важно для меня то… Ну, в общем… Потерпи до конца, а потом уж суди. Иначе я собьюсь… И ты ничего не поймешь… Ладно?
— Говори, говори! — подбодрила Мария. Она смотрела заинтересованно.
— Прежде всего я хочу сказать, что люблю тебя. Не перебивай! Я люблю тебя, Маша. Давно люблю, с тех пор как впервые увидел. Я и к Головану пошел работать только для того, чтобы быть поближе к тебе. Мне тогда показалось, что и ты этого хочешь. Наверно, я ошибся. Ты совсем не обращала на меня внимания все эти два года. Но я мечтал… мечтал о тебе. Мечтал добиться взаимности, покорить тебя… — он усмехнулся, — своей крутостью. Рисковал… Как я рисковал! И все только для того, чтобы обо мне пошла молва в группировке и чтобы ты услышала, каков Лешка Разор, восхитилась… понимаю, это мальчишество, но других шансов обратить на себя твое внимание у меня не было. Голован ревниво оберегал тебя от любых контактов с мужчинами… кроме охраны, разумеется. Но охрана не в счет, сама знаешь. А я был не просто телохранитель — скорее адъютант, ординарец, доверенное лицо Астахова. То есть не только кулаки и «пушка», но еще и мозги… Поэтому общение с тобой мне было заказано. Правда, понял я это слишком поздно.
Поверь, сначала, видя твое равнодушие, я пытался изгнать из себя свою любовь. Не смог. Пойми, я никогда так не любил женщину! Были связи… но не более. А последние два года… Мне везде мерещилась ты! Ты стала смыслом моей жизни, целью жизни и средством жить… Я не могу без тебя, Маша. И если ты мне сейчас откажешь… Нет, я не стану стреляться, и тебе никакого вреда не причиню — Боже упаси! Я просто исчезну.
Знаешь, я счастлив, что мы с тобой отправились в эту поездку. Я узнал тебя ближе и полюбил еще больше… если только возможно любить больше. Ты именно такая, какой мне казалась. И тогда… ну, тогда, когда, как ты утверждаешь, ты предложила мне себя, я действительно испугался. Я не понял твоего кокетства и побоялся, что ты просто дразнишь меня, проверяешь, чтобы потом отшить, заявив что-нибудь типа: всем вам одно и то же надо! Понимаешь, оскорбить тебя побоялся, разочаровать! И потерять навсегда, даже еще не приобретя… Потерять даже саму надежду… Понимаешь?!
Вот я сказал тебе все. А теперь как скажешь, так и будет. Если я тебе противен, вызову людей Астахова, передам им тебя с рук на руки, а сам больше никогда не возникну в твоей жизни. Но если ты тогда… ну тогда, утром…
— Я поняла, — помогла ему Мария.
— Короче, если ты тогда говорила хоть чуть-чуть искренне, то я… В общем, знай: я принадлежу тебе. Весь, без остатка. Делай со мной что хочешь! — закончил Алексей обреченно.
— А ты, оказывается, поэт, Лешенька… — произнесла Мария, улыбнувшись. — Вот неожиданность…
— Ты отвергаешь мою любовь? — спросил он почти с отчаянием.
— Давай без пафоса, милый! — Маша по-прежнему улыбалась — растроганно, немножко лукаво. — Я ведь сама тебя выбрала. Правда, ты сначала не понял… ну ничего. О любви говорить не буду — не знаю я пока… Но если ты готов ради меня все бросить, готов оставить теплое местечко при Астахове — вперед! Ты мне нравишься, Алексей. Но не своей крутостью! — Она весело рассмеялась. — Знаешь… ты беззащитный какой-то. Да-да, такой суровый мужик, аж жуть, и при этом беззащитный, словно ребенок. Ты совсем открытый, Леша, не замечал? Притворяться ни капли не умеешь. Даже, бывает, хочешь, а не можешь. Не пойму, как это я сразу не разобралась, почему ты меня тогда не тронул? Обиделась. Точнее, оскорбилась. Запрезирала тебя. И не врубилась, что ты просто влюблен. Наверно, я потому лопухнулась, что сама не слишком опытная. Ведь у меня, кроме Петра, никого не было. Я ж еще совсем девчонка, Леша. Мне всего двадцать. А обижали меня за мою короткую жизнь столько… короче, извини. Я зря тебя тогда не выслушала. Измучила, наверно… да? Я шальная…
— Ничего, — пробормотал Алексей. — Я такой счастливый, Маша… А я действительно тебе нравлюсь?