– Так-то оно так, но что-то здесь не так, что-то старикан задумал, – Денис изо всех сил напрягался, морща лоб и ероша волосы, но ничего не мог и предположить. – Странно это все…
– Странно, – эхом вторила Алька, откусывая от бутерброда. – А тебе-то что за печаль? Или у тебя у самого на меня виды имелись?
В этом месте их диалога Денис нахально прищуривался и, оглядывая девушку с головы до ног, начинал говорить ей такое, что она против воли становилась краснее помидоров, которые ровными колечками украшали ее сэндвич.
– Прекрати, – просила она и умоляюще смотрела ему в глаза. – Имей совесть!
– Что я вижу! – восклицал он дурашливо. – Мы покраснели! Какая невинность в этом взгляде! Какая непорочность! А скажи-ка мне, милая невинная овечка, – зачем пожаловала в столицу?
В этом месте Альке становилось особенно неуютно. Хотелось ей того или нет, но, обвиняя ее в легкомыслии и излишней самоуверенности, Денис был прав на все сто.
– Вот подожди! – зловеще заканчивал он обычно. – Хорошо, если старик тебя шестеркой куда-нибудь своей приставит. Не бог весть какая должность, но все же не шлюха, а так…
К своему «так» он, как правило, добавлял еще пару-тройку душераздирающих прогнозов ее морального и физического разложения.
Финал их бесед был, как всегда, одним и тем же: Алька поднималась в отведенную ей на втором этаже спальню и, уткнувшись в подушку, принималась реветь, а Денис еще долго, продолжая криво ухмыляться, вещал над ее головой о ее безрадостном будущем.
Кончилось все это как-то внезапно.
Утирая привычно безутешные слезы, девушка вдруг настороженно притихла, услышав, как внизу громко хлопнула входная дверь. Для визитов время неподходящее, да и в отсутствие хозяина сюда никто, кроме домработницы и дворника, не наведывался. Сам он появлялся ближе к полуночи. Сейчас же старинные ходики четко обозначали три часа пополудни.
Алька опустила босые ступни, нацепила подаренные Иваном Алексеевичем мохнатые тапочки и осторожно приоткрыла дверь.
– В общем, ты меня понял, – говорил кому-то дядя Ваня, стоя прямо под лестницей в том месте, где притаилась Алька. – Купишь все по этому списку, упакуешь и подвози сюда. Ничего не перепутаешь?
– Да нет, – без всякого энтузиазма ответил ее недавний мучитель.
– Только не задерживайся. Времени в обрез. Выехать нужно не позже четырех утра.
Отчего-то при этих словах бедное сердечко Алевтины заныло ноющей болью, и в памяти отчетливо прозвучали мамины слова, сказанные ею при прощании:
– Ох, Аленька, чует мое сердце – попадешь ты в беду!
– Ну что ты, мама, – попыталась рассмеяться тогда Алька, хотя в носу противно защекотало, а глаза начало пощипывать от еле сдерживаемых слез. – Ты же меня знаешь – я нигде не пропаду!
– Дай-то бог! Дай-то бог!..
– Алька! – зычно крикнул с первого этажа Иван Алексеевич, отвлекая девушку от бередящих душу воспоминаний. – А ну давай спускайся! Разговор имеется…
Разговаривать с ней хозяин пожелал впервые с того памятного дня приезда сюда, поэтому любопытство, отсутствием которого она не страдала, подстегнуло ее, и уже через мгновение Алька сидела напротив него в гостиной и с напряжением ожидала, что же такое он ей уготовил. В том, что сейчас решится ее дальнейшая судьба, она не сомневалась ни минуты. Вопрос в другом: устроит ли ее это?..
– Боишься? – вполне миролюбиво, что было неплохим признаком, спросил ее Иван Алексеевич, отхлебнув минералки из высокого стакана.
– Да, – кивнула она, сочтя, что откровение в данной ситуации не такой уж плохой союзник.
– Правду говоришь, хвалю, – одобрил он и поставил стакан на стеклянный столик. – А ты не бойся. Плохого я тебе не сделаю. Я тебе помочь хочу…
«Уж конечно!» – едва не фыркнула вслух Алька, но сдержалась и лишь согласно кивнула головой.
– Не веришь, а зря, – заметил всевидящий Иван Алексеевич. – Хочу я, Алька, устроить тебя на работу в одно хорошее место. Работа, скажу сразу, не пыльная, но работать придется от зари до зари.
– А-а-а… кем работать?! – Ехидные слова Дениса о голодных шлюхах, перебивающихся подачками толстосумов, мгновенно ударили по нервам, заставив ее ладони вспотеть.
– Это не то, о чем ты думаешь, – досадливо поморщился он. – Как все-таки испорчена нынешняя молодежь… Работать будешь референтом.
– Где? – вырвалось у нее вместе с вздохом облегчения.
– Увидишь, – туманно заявил хозяин и, поднявшись с кресла, позвал. – Пойдем, кофейку попьем и обсудим кое-какие детали…
Обсуждение деталей затянулось аж за полночь. Все это время она отвечала на вопросы, многие из которых вгоняли ее в краску, сама задавала вопросы, а все больше слушала нравоучения ее теперешнего наставника и время от времени согласно кивала головой.
– Ну, а теперь иди спать, – шлепнул он ее по-отечески пониже поясницы. – И помни: теперь все зависит от тебя! Твоя будущая жизнь в твоих руках. Сумеешь – станешь жить как королева, а нет…
Алька смотрела на него слипающимися от усталости глазами и пыталась переварить услышанное. В голове образовался хаос от всевозможных инструкций, советов и рекомендаций. Но она была почти уверена, что, проснувшись поутру, она рассортирует все по своим местам, выберет необходимое и отбросит ненужное.
Сейчас же единственным ее желанием было – уснуть…
Глава 8
Вдоволь насмотревшись на свое отражение в зеркале, отыскав в себе массу недостатков, Алька со вздохом погасила свет и побрела на кухню.
Как много воды утекло с тех самых пор, когда она впервые ступила на перрон Киевского вокзала. Разве могла она знать тогда, в какой жизненной круговерти окажется.
– Прошлого не воротишь, – печально обронила она, включая чайник. – Что было, то было…
Случилось за последние годы, конечно, многое. Понамешано всего – и плохого, и хорошего, но такого переплета, как сейчас, она не могла себе представить даже в кошмарном сне.
Алька обвела взглядом кухню.
Встроенная бытовая техника, импортные смеситель и фильтр для воды. Кухонный гарнитур вообще статья особая, не говоря уже о многочисленных фарфоровых и хрустальных сервизах.
Все это стоило немалых денег, покупалось не сразу, но с расчетом на долгие годы. Кто же мог знать тогда, что со всем этим ей придется расстаться вот так вот вдруг и сразу.
– Сволочи! – скрипнула она зубами, вспомнив ехидное напутствие одного из сотрудников ей в спину. – Я вам еще устрою!!! Вы рано списали меня со счетов!!!
Плеснув себе в стакан кипятка, Алька добавила две ложки кофе, бросила туда же пару кусочков сахара и, подхватив вазочку с пирожными, вернулась в спальню.
Мягкий свет настенного светильника выхватывал центр комнаты, скрадывая все остальное в мягких тенях по углам.
Боже мой! Сколько труда она вложила во все это! С какой любовью подбирала каждую вещицу, чтобы она, не дай бог, не портила интерьера, не выпячивалась излишней роскошью или, наоборот, не бросалась в глаза бесполезной простотой. Со скрупулезностью, доходящей до фанатизма, следила за чистотой в своем доме, за каждой складкой портьер. А все почему? Да потому что только здесь она не на работе. Только здесь отдыхала душой и наслаждалась покоем. А теперь это все предется продать с молотка или вообще отдать непонятно кому.
И почему?! Для чего?!
«Для того, чтобы выжить… – тихонько всплыл из ниоткуда ответ на ее немой вопрос. – А не лежать обезображенным трупом на какой-нибудь городской свалке…»
Вспомнив, каким недобрым огнем еще недавно горели глаза сидящего напротив мужчины, каким холодом и ненавистью дышало каждое его слово, сказанное в ее адрес, Алька расплакалась.
– Перестань! Прекрати сейчас же! – принялась она уговаривать себя, размазывая по лицу слезы. – Ты же обещала!..
Да, она действительно обещала самой себе после событий той памятной ночи, что не прольет больше ни слезинки, но на деле все оказалось гораздо сложнее.