А затем Икито сделал нечто, от чего у Виктории совсем упало настроение. Он взял чайник и, придерживая крышку, налил ей еще чаю.
Виктория нервно сглотнула. В этот момент она поняла, что «решение» Икито ей не понравится. В Японии подливание кому-то чаю имеет много скрытых значений, но в данном случае это был акт утешения, подготовка к неприятной новости.
Икито взял свою чашку и сделал глоток, бросив на Викторию взгляд, означавший, «что и от нее он ждет того же.
Виктория тоже сделала глоток.
Чай был горячим, и она слегка обожгла нёбо, но Икито, казалось, доставило удовольствие ее молчаливое согласие. Дверь снова сдвинулась, и вошла молодая японка в темно-синем костюме.
– Ага! Мисс Мацуда! – воскликнул Икито.
– Доброе утро, господин Икито. – Молодая женщина приветствовала его низким поклоном. В ее голосе звучал легкий английский акцент, и Виктория предположила, что она училась в Англии, вероятно, в Оксфорде.
– Мисс Виктория Форд, – сказал Икито, – познакомьтесь с вашим новым дизайнером, мисс Мацудой.
Виктория переводила взгляд с мисс Мацуды на Икито, сияющего широкой улыбкой. У Виктории внезапно закружилась голова, но она вежливо протянула руку.
Она не в силах была противостоять этому.
– Мне очень нравятся ваши модели, – проговорила мисс Мацуда, опускаясь на пол рядом с Викторией. – Для меня большая честь работать с вами.
«Мы еще не решили, будем ли работать вместе», – хотелось сказать Виктории, но в горле пересохло и она так и не вымолвила ни слова. Сделала глоток чаю, пытаясь взять себя в руки.
– Мисс Мацуда очень хороший дизайнер. – Икито поглядывал на женщин. – Она создает модели, совсем как прежняя Виктория Форд. Вы их, разумеется, одобрите. Мы продолжаем бизнес, и все довольны.
Виктория кашлянула, прикрывшись рукой.
– Уверена, что мисс Мацуда очень хороший дизайнер, – осторожно проговорила она, не желая с ходу отвергать предложение. – Но я должна посмотреть ее эскизы, прежде чем что-либо решать.
– Вы увидите все рисунки, какие пожелаете. – Икито вскинул руки вверх. – Вы увидите, что она способная. Она отлично копирует кого угодно. Она делает Ральфа Лорена лучше, чем сам Ральф Лорен.
Виктория думала только о том, что нужно отсюда выбираться. Она злилась и чувствовала себя оскорбленной, но, возможно, в ней говорил эгоизм. Когда дело касается бизнеса, порой обнаруживаешь, что соглашаешься с идеями, которые поначалу вызывали презрение, если только дашь себе время обдумать их и подавить обиду. Сейчас важно не подать виду и не позволить, чтобы между ними разверзлась пропасть, поскольку потом через нее не наведешь мостов.
Она встала.
– Спасибо, господин Икито, за ваше любезное предложение. У меня еще одна встреча. Я позвоню вам после ленча.
Виктория сделала рискованный шаг, ибо Икито ожидал, что она проведет у него столько времени, сколько он сочтет нужным. Он нахмурился:
– Вам не нравится это решение?
– О нет, это очень хорошее решение. – Направляясь к двери, Виктория безостановочно, как марионетка, кланялась. Если она будет кланяться, японец, возможно, не воспримет ее поспешный уход как оскорбление.
– Вам нужно решать, – сказал он. – Это очень хорошее предложение.
– Да, господин Икито. Очень хорошее. – Виктория дошла до двери, сдвинула ее в сторону и, не переставая кланяться, шагнула в проем.
– Пока. – Мисс Мацуда изящно помахала ей рукой.
«И в самом деле пока», – подумала, улыбаясь, Виктория.
К сожалению, это подводило некую черту, завершавшую разговор.
Виктория не могла позволить, чтобы ее имя появилось на моделях, ей не принадлежащих, или все же могла? Оказавшись на заполненной людьми улице, она пошла до отеля пешком, надеясь, что это избавит ее от клаустрофобии. Но от шума, толпы, потока транспорта и похожих на щепки зданий, опасно вздымающихся к невидимым небесам, Виктории стало только хуже, и она остановила такси. Дверца открылась, и Виктория опустилась на заднее сиденье.
– Отель «Хайят Токио», – тихо проговорила она.
В номере оказалось еще хуже. Гостиничные номера в Токио были печально известны своими маленькими размерами, и обычно Виктория заказывала небольшой сьют во «Временах года», несмотря на дополнительные расходы. Но в этот раз, словно наказывая себя, она взяла маленький, стандартный номер в «Хайяте», с жесткой двуспальной кроватью (японцы совсем иначе понимают комфорт), едва помещавшейся в узкой комнате. Виктория прошла в ванную (еще одно крошечное помещение размером с кладовку в Нью-Йорке), намочила в холодной воде полотенце и приложила к лицу. Грубая ткань совсем не впитывала воду. Виктория отняла полотенце от лица и, глядя на него, расплакалась.
Так всегда, подумала она. Похоже, с самого начала карьеры она постоянно плачет, а потом возвращается к работе. Работа, слезы, работа, слезы, работа, слезы.
Всхлипывая, Виктория вернулась в комнату и села на жесткую постель. Многих, вероятно, поразило бы, если бы они узнали, сколько Виктория плачет. На людях она была сдержанна, оживленна, оптимистична, всегда верила, что все будет хорошо и впереди новые перспективы. Никто никогда не видел слез Виктории (когда помощницы заставали ее с опухшим лицом, она всегда делала вид, что все в порядке), но, оставшись одна, она давала выход эмоциям…
Она легла на кровать и уставилась в потолок высотой едва в семь футов. Хорошо бы позвонить кому-нибудь – Нико, или Венди, или другу, или любовнику, которых у нее сейчас не было, или даже мужчине по вызову… кому угодно, кто выслушал бы рассказ о ее беде и заверил бы, что она чудесная, позволив ей почувствовать себя лучше… Но позвонить было некому. Виктория поняла: придется справляться со всем самой, как и прежде.
В тот день Виктория не позвонила Икито. Сделав это следующим утром, она улетела в Лос-Анджелес. Виктория сказала японцу: чтобы принять решение, ей нужно несколько дней поразмыслить, но затем, так и не приняв его, сосредоточилась на том, что происходило в магазинах Лос-Анджелеса, Далласа, Майами и Чикаго, где продавались ее вещи. И везде получала один ответ: ее весенняя линия «интересна». Но ведь она подготовила для магазинов и другие модели, в традиционном стиле, не так ли? Нет, не подготовила. А какая реакция в Нью-Йорке? А «Бергдорф» берет ее коллекцию?
Берет, заверила она всех, и «Барни» берет, однако не упомянула, что они выбрали лишь несколько изделий. Самых консервативных. По словам покупателей, они «выражали оптимизм». Но никому не принесет пользы, если они возьмут изделия, которые в конце концов придется продать с восьмидесятипроцентной скидкой.
Проклятие! Виктория в ярости смотрела на телефон, положенный на каминную полку. Что со всеми происходит? Почему они так боятся? Ей было наплевать, кто что говорит. Она знала, что ее весенняя линия – лучшее из того, что она когда-либо создавала в привычном стиле, но более смелая и оригинальная, чем прежние коллекции. Признаться, Виктория ожидала блестящих отзывов, поздравлений, популярности и мечтала, что эта коллекция выведет ее на новый уровень и обеспечит ей место в истории моды. Она хотела, чтобы когда-нибудь люди сказали: «Она была одним из величайших американских модельеров».
Ладно, она обойдется без этого, но это не значит, что не нужно пытаться. В том-то и секрет успеха: раз испытав его, ты жаждешь испытывать его снова и снова. А в Нью-Йорке ничто не сравнится с успехом. Тобой восхищаются, тебя любят и слегка побаиваются. Тогда как неудачников…
Виктория покачала головой. Ей незачем об этом думать. Никто не приезжает в Нью-Йорк, чтобы провалиться. Приезжают, чтобы добиться успеха. Она уже много раз находилась на грани провала, и каждый раз страх заставлял ее трудиться все больше. Но в прошлом это не имело такого значения – не так много стояло на карте. Теперь же было жизненно важно не потерять себя. Она не может утратить самообладание. Она должна сохранять спокойствие и действовать так, будто ничего не случилось, ей ничуть не обидно и все будет хорошо…