С ней этого не случится. Кроме того, Уильям находился наверху. А она там еще не побывала. Пока не побывала.
Лифт звякнул, и загорелся причудливый логотип «Виктория Форд». Она вышла и сделала несколько шагов к двери из матового стекла с выгравированным на ней логотипом. Внезапно у Виктории упало сердце от страха. Стоимость аренды этого помещения составляла двадцать тысяч долларов в месяц. В год – двести сорок…
– Здравствуй, Клэр, – бодро, словно ничего не случилось, приветствовала она девушку в приемной. Клэр, молоденькая и красивая, усердная городская девушка, до сих пор испытывала восторг по поводу того, что получила работу-мечту в волшебной индустрии моды.
– Привет, – с энтузиазмом отозвалась Клэр. – Как ваше путешествие?
– Все нормально, – ответила Виктория, скидывая пальто. Клэр сделала движение, собираясь взять его, но Виктория жестом остановила девушку. Она никогда не позволит подчиненному сделать то, что обычный человек должен делать сам.
– Как там, в Японии?
– Жарко.
– Для вас только что пришло два больших пакета, – сообщила Клэр.
Виктория кивнула. Она все утро с ужасом ждала их прибытия – со времени ее разговора с господином Икито и его похвал по поводу плана нанять мисс Мацуда для разработки моделей. Более того, он сказал, что она уже сделала их и сегодня они будут доставлены к ней в офис. «Ответ «нет» не принимается», – заключил Икито.
Виктория уже начинала ненавидеть его. Как она раньше не сознавала, насколько он ей несимпатичен?
– Спасибо, Клэр. – Виктория кивнула.
Напротив стойки секретаря находился элегантный салон, где покупателям и знаменитостям показывали модели. Стены и ковер серовато-розовые, с потолка свисают две маленькие люстры из хрусталя баккара. Понадобилось несколько недель, чтобы подобрать нужный цвет. Сама идея насчет розового была блестящей – женщины испытывают к этому цвету естественную тягу, и он улучшает почти любой цвет лица. Но в реальности розовый цвет обычно оборачивается катастрофой. Слишком яркий, он кажется молодежным; неверный оттенок напоминает всем о средстве от изжоги. Но этот розовый, смешанный с бежевым, был идеален, ибо создавал атмосферу утонченности и покоя.
Однако в передней части салона Викторию поджидало нечто совсем иное: почти полный кронштейн образцов весенней коллекции. Эту одежду отправили Нейману Маркусу в Даллас всего тремя днями раньше, и ждали назад не раньше конца недели. Сердце у Виктории упало окончательно.
– Клэр? – позвала она. – Когда вернулась коллекция?
– О! – нервно отозвалась Клэр. – Ее прислали тоже сегодня утром.
– Нейман звонил?
– Не думаю, – ответила Клэр, но с надеждой добавила: – Правда, мне пришлось сбегать в аптеку. Может быть, Зоэ приняла сообщение.
– Спасибо. – Виктория пыталась сохранить внешнее безразличие.
Она пошла по длинному коридору в свой кабинет, минуя большую эскизную и закройную комнаты, где за швейными машинками сидели четыре женщины; потом еще две комнаты, поделенные на кабинки – для рекламных агентов, помощников и молодых сотрудников-практикантов; другой маленький кабинет, занимаемый ее помощниками по корпоративным связям и связям со средствами массовой информации; и наконец, кабинетик в конце коридора, где сидела Марша Зиндерхоф, офис-менеджер и бухгалтер. Дверь Марши была, по обыкновению, закрыта и украшена табличкой «Осторожно, злая кошка!». Виктория постучала и вошла.
– Привет! – Марша оторвалась от компьютера. Всего на пару лет старше Виктории, Марша тем не менее принадлежала к разряду тех женщин, которые выглядят на средний возраст, вероятно, со старших классов. Она жила в том же районе Куинса, где выросла, и последние пятнадцать лет – все с тем же приятелем. Скучная Марша была гением по части цифр, и Виктория считала большой удачей урвать такого специалиста.
– Ты могла бы получить работу в крупной финансовой фирме на Уолл-стрит, – как-то заметила Виктория. – У тебя, наверное, была бы более высокая рабочая страховка.
– Моя лучшая страховка – твердая уверенность в том, что твои бухгалтерские книги в порядке, – ответила Марша.
Марша не любила перемен, и Виктория знала, что, вероятно, вполне могла бы платить ей меньше. Но она была твердо убеждена: там, где дело касается наемных работников, ты получаешь то, за что платишь. Люди же должны получать то, чего они стоят. Марша зарабатывала сто тысяч долларов в год плюс пять процентов от прибыли.
– Мне кажется, нас ждут тяжелые времена. – Виктория села на металлический складной стульчик перед столом. Марша могла бы иметь кабинет побольше и обставить его получше, но она сказала, что ей нравится именно такой кабинет – недорогой и тесный, – поскольку это обескураживает посетителей.
– Да. – Марша кивнула, взяв из верхнего ящика стола пластинку жевательной резинки.
– Черт! Я надеялась, ты скажешь, что все это только мои фантазии и мне незачем волноваться, ибо все будет хорошо.
– Это все твои фантазии, – согласилась Марша, энергично жуя. – Ты знаешь все дела так же хорошо, как и я, ну ты понимаешь. – Она нажала пару клавишей на клавиатуре компьютера. – Если японцы подтвердят лицензии, как и в прошлом году, все будет в порядке. Но продажи в универмагах снизились с прошлого года на пятьдесят процентов. Виктория только охнула.
– Да, неприятно, – кивнула Марша. – Негодяи. Это возвращает нас туда, где мы находились три года назад.
– А если японцы тоже нас прокатят?..
– Будет совсем плохо. В прошлом году доход от них составил два миллиона пятьсот семьдесят тысяч долларов. Не хотелось бы лишиться этого.
– Негодяи! – взорвалась Виктория. Марша вопросительно посмотрела на нее, и Виктории стало тошно.
– Но есть и хорошие новости. – Марша проглотила жвачку и взяла новую пластинку. Она ела жевательную резинку как настоящую пищу, и Виктория содрогнулась при мысли о том, на что похожи внутренности ее бухгалтера. – Аксессуары, которые ты сделала прошлой весной для магазинов беспошлинной торговли, очень хорошо продаются. Зонтики, резиновые сапожки и перчатки. Пока что прибыль составляет двести восемьдесят девять тысяч долларов, а плохая зимняя погода продержится по меньшей мере еще пять месяцев.
– Резиновые сапоги и зонтики, – повторила Виктория. – Кто бы мог подумать.
– Это именно те вещи, которые нужны в путешествии, но почему-то их всегда забываешь положить в чемодан. А красивый зонтик вообще очень трудно купить.
Виктория кивнула, слегка поморщившись при слове «красивый». Неужели оно прилипло к ней навсегда? «Виктория Форд – она такая красивая!» – написала ее воспитательница в детском саду на самой первой отчетной карточке. Это слово последовало за ней из Иллинойса на Манхэттен. «Красивая! Красивая! Красивая!» – таким был заголовок ее первого интервью «Женской одежде». Виктории так и не удалось отделаться от этого слова.
«Красивая, – думала она с отвращением. – Иными словами, безобидная. Милая, но недостаточно хорошая, чтобы принимать ее всерьез…»
– Весенняя коллекция красивой не была, – заметила она.
– Да. Не была. – Марша смотрела прямо на нее.
– Что ты о ней думаешь? Честно? – спросила Виктория, ненавидя себя за то, что проявляет неуверенность перед Маршей.
– Она показалась мне… непривычной, – уклончиво ответила Марша. – Понимаешь, в чем дело, – Марша проглотила очередной кусок жевательной резинки, – длинные юбки не очень практичны. Особенно если каждый день приходится ездить в метро.
Виктория кивнула, почувствовав укол вины. Она всех подвела, пытаясь сделать что-то новое, и даже преданная Марша разочарована.