Дженни скрылась в павильоне, Венди вошла почти следом и на секунду незаметно скрестила пальцы. Она мечтала, чтобы показ подруги стал триумфом. Виктория, как никто другой, заслуживала этого.
Несколько минут спустя, ровно в семь пятнадцать, на Шестой авеню, перед проходом к павильонам, остановился черный лимузин последней модели с тонированными стеклами. Водитель в костюме в тончайшую полоску, с зачесанными назад темными волосами обошел автомобиль сзади и открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья.
Из машины вышла Нико О'Нилли в серебристых брюках и блузке с рюшами, поверх которой она накинула золотисто-рыжий норковый жакет почти одного цвета со своими волосами. В Нико О'Нилли безошибочно угадывалась важная персона. С юных лет Нико принадлежала к тем людям, которые излучают значимость, заставляющую других людей теряться в догадках по поводу того, кто они. По первому впечатлению, благодаря потрясающим волосам и эффектной одежде, Нико могли принять за кинозвезду. При ближайшем же рассмотрении становилось ясно, что настоящей красавицей Нико не была. Но она выжала максимум из того, чем располагала, а поскольку уверенность и успех накладывают на женщину особый отпечаток, все считали, что Нико чертовски хороша.
Она отличалась исключительной пунктуальностью. Зная, что показ Виктории начнется не раньше половины восьмого, Нико рассчитала время прибытия так, чтобы, с одной стороны, не опоздать, а с другой – провести в ожидании начала дефиле как можно меньше времени. Как главному редактору журнала «Фейерверк» (и одной из ключевых фигур в мире изданий для женщин, по мнению журнала «Тайм») Нико О'Нилли было гарантировано место в первом ряду на любом показе мод, поэтому она могла выбирать, куда пойти. Но на подобных местах – в двух шагах от подиума – ты превращался в легкую жертву. Фотографы и съемочные группы рыскали вокруг подиума, как свиньи в поисках трюфелей, и тебя одолевало несметное количество людей с разными вопросами – от приглашений на вечеринки до просьб о деловых встречах – или просто желавших поболтать. Нико ненавидела подобные ситуации, поскольку в отличие, например, от Виктории, которая уже через две минуты заговорит с работником гаража о его детях, не умела поддерживать светскую беседу. Поэтому люди часто принимали Нико за чопорную особу или стерву, а так как бойкостью языка она не отличалась, то объяснить, что это неправда, не могла. Видя напряженный, молящий о помощи взгляд незнакомца (или даже известного ей человека), Нико терялась, не зная, чего он в действительности хочет, и была уверена, что не сможет ему в этом помочь. Однако же когда дело касалось ее работы и безликой читательской массы, Нико представала во всем блеске. Она угадывала, что именно нравится среднему читателю, и в замешательство ее приводили лишь отдельные представители публики.
Без сомнения, это было одним из недостатков Нико, но в сорок два года она осознала: воевать с собой бесполезно и гораздо легче смириться с тем, что ты несовершенна. Лучше всего свести неловкие ситуации до минимума и двигаться дальше. Поэтому, взглянув на часы и увидев, что уже семь двадцать, а значит, в затруднительном положении ей придется провести всего десять минут, после чего все взгляды устремятся на подиум, она начала подниматься по ступенькам.
Желая сфотографировать, к Нико тут же подскочили два фотографа, видимо, прятавшиеся за большой урной. С тех пор как шесть лет назад Нико стала главным редактором почтенного (и пыльного) журнала «Фейерверк» и превратила его в глянцевое, ориентированное на поп-культуру культовое издание о развлечениях, средствах массовой информации и политике, ее фотографировали на всех мероприятиях, которые она посещала. Поначалу, не зная, как держаться, Нико позировала, но быстро смекнула, что стоять под артиллерийским огнем вспышек в позе, отдаленно напоминающей естественную (или делать вид, будто тебе это нравится), не ее конек. Кроме того, подобное поведение подпитывало высокомерие, а Нико не хотела попасть в ловушку опасной недооценки, бича этого города: ты что-то собой представляешь только потому, что тебя снимают. Слишком часто она видела, как это происходило со многими. Они начинали воображать, что и в самом деле знамениты, и уже очень скоро их единственной заботой становился имидж, а не дело. А затем они теряли хватку и их увольняли, как, например, одного ее знакомого, которому пришлось переехать в Монтану.
И откуда от него не пришло ни единой весточки.
Поэтому Нико решила, что, раз уж ей не удастся избежать внимания фотографов, она не обязана и позировать им. Поэтому Нико просто занималась своими делами, словно фотографы не существовали. В результате на всех снимках Нико О'Нилли была запечатлена в движении. Она быстро шла по ковровой дорожке от лимузина к театру, так что ее лицо обычно ловили в профиль, когда она стремительно проходила мимо. Само собой, отношения с прессой у нее складывались напряженно и в течение какого-то времени журналисты все равно называли Нико стервой. Но годы выдержки («Выдержка, – всегда говорила Нико, – залог успеха») принесли свои плоды, и теперь отказ Нико позировать воспринимали как очаровательную эксцентричность, ее отличительную черту.
Поспешно проследовав мимо фотографов, она вошла в стеклянные двери, где за бархатным канатом стояли другие папарацци.
– Здесь Нико! – раздался чей-то возбужденный голос. – Нико! Нико О'Нилли!
«Как все это глупо, – подумала Нико, – но немного приятно». Она, пожалуй, даже обрадовалась, что они так восторженно приветствуют ее. Конечно, Нико знает их не один год и у большинства из них «Фейерверк» покупает снимки. Она весело улыбнулась им на ходу, слегка помахала рукой и крикнула в ответ:
– Привет, ребята!
– Эй, Нико, чья на тебе одежда? – поинтересовалась женщина с короткими светлыми волосами, которая не меньше двадцати лет фотографировала на Нью-Йоркской неделе моды.
– От Виктории Форд, – ответила Нико.
– Я так и думала! – удовлетворенно воскликнула женщина. – Она всегда одевается у Форд.
Основная часть зрителей уже находилась в павильоне, самой большой палатке, где должен был состояться показ коллекции Виктории, поэтому Нико легко прошла за бархатный канат. Там обстановка была иной. Последний из восьми рядов, поднимавшихся амфитеатром, располагался почти под самым потолком, а непосредственно перед подиумом шли другие ряды, отделенные низким металлическим ограждением: за ним стояли сотни фотографов, и каждый пытался занять место получше. Сцена на самом подиуме, покрытом пластиком, напоминала огромную вечеринку. В помещении царило праздничное оживление, вызывающее в памяти школьные годы. Собравшиеся не встречались с последней крупной вечеринки, состоявшейся в Хэмптоне по случаю Дня труда, приветствовали друг друга, словно не виделись несколько лет. Общее настроение заражало, но Нико в смятении смотрела на толпу. Как сквозь нее пробраться?
На мгновение ей захотелось уйти, но это было невозможно. По долгу службы Нико приходилось посещать не меньше шести модных показов в сезон, а Виктория была ее лучшей подругой. Что ж, придется прорываться сквозь толпу и надеяться на лучшее.
Словно почувствовав отчаяние издательницы, перед ней внезапно появилась девушка.
– Привет, Нико, – бодро произнесла она, будто обращаясь к лучшей подруге. – Позвольте проводить вас на ваше место.
Натянуто, неловко улыбнувшись, Нико протянула девушке приглашение. Та начала прокладывать путь сквозь людской водоворот. Один из фотографов поднял камеру и сделал снимок; несколько знакомых Нико энергично замахали ей и стали пробиваться сквозь толпу, чтобы поздороваться за руку или послать воздушный поцелуй. Мужчины из службы безопасности тщетно пытались выкриками заставить людей занять свои места. Через несколько минут Нико и ее спутница добрались до средней части подиума, где Нико наконец увидела свое место. На белой карточке, украшенной по краю причудливой каймой, как на ярлыках одежды Виктории Форд, было напечатано ее имя – Нико О'Нилли.