– Но мне не отказали, – заметил Лайн.
– Еще откажут.
– Вы действительно разозлились из-за того, что встречу устраивала Эллен? – Лайн выглядел растерянным.
– Нет. Я разозлилась из-за того, что вы заставили меня сидеть в кабинете и ждать окончания вашего разговора с Тэннером Коулом.
– Значит, вы ожидаете, что всякий раз при вашем появлении я стану прерывать разговор?
– Совершенно верно. Если только я сама не говорю по телефону.
Виктория посмотрела на него – проглотит он это или вышвырнет ее из машины? Если да, она ничуть не расстроится. Но Лайн, похоже, не принимал Викторию всерьез. Внезапно его телефон зазвонил, и он, прищурившись, посмотрел на номер.
– Вы не позволите мне ответить на звонок президента Бразилии?
Виктория холодно улыбнулась:
– Когда вы со мной, президент Бразилии может подождать.
– Что ж… – Лайн нажал на кнопку отказа.
Минуту они ехали в напряженном молчании. Виктория даже не знакома с ним, так почему же они ссорятся, словно у них сложились какие-то отношения? Виктория почувствовала себя виноватой. Она же вовсе не такая стерва. Просто мужчины вроде Лайна Беннета пробуждают в женщине все худшее, но она не должна этому поддаваться.
– Это и правда был президент Бразилии?
– Нет, Эллен. – Лайн рассмеялся. – Один – ноль в мою пользу.
Виктория чуть не расхохоталась.
– Пока, – сказала она.
– Вообще-то один – ноль в вашу пользу, потому что это на самом деле был президент Бразилии.
Господи! Лайн ненормальный.
«Мерседес» свернул на Мэдисон-авеню. Улица перед Музеем Уитни была запружена машинами, а Лайн пожелал, чтобы Бампи остановился прямо перед входом.
– Втискивайся туда, Бампи! – ободряюще крикнул он.
– Пытаюсь, мистер Беннет. Но перед нами лимузин…
– К черту лимузин! – воскликнул Лайн. – Эта старик Шайнер. Я зову его Говнюком, когда звоню ему, – сообщил он Виктории. – Когда я начинал свое дело, он заявил, что мне никогда не заработать и цента. И я в жизни не позволю ему об этом забыть. Если лимузин Говнюка не уберется с дороги через пять секунд, толкай его, Бампи.
– Тогда появится полиция. А это займет больше времени, – заметил Бампи.
– Подумаешь, важность. Что делать с полицией, ты знаешь, – сказал Лайн.
С Виктории было довольно.
– Может, прекратите? – обратилась она к Лайну. – Вы ведете себя как сумасшедший. Просто срам. Если вам трудно пройти пять шагов до тротуара, у вас серьезные проблемы.
– Слыхал, Бампи? – Лайн хлопнул шофера по плечу. – Мы вместе всего десять минут, а она уже все про меня знает. Будет вам. – Он взял Викторию за руку. – Я не сомневался, что с вами будет интересно.
Виктория поморщилась. Лайна Беннета явно нелегко обидеть. Она решила, что он чуть-чуть начинает ей нравиться.
И это хорошо, поскольку даже если бы она и захотела покинуть его в тот момент, ей это не удалось бы. Не успели они выйти из машины, как попали в кольцо фотографов. Биеннале в Уитни была самой крупной выставкой для маленькой группы художников, отобранных комитетом выставки и отчаянно соперничавших между собой. Она стала одной из самых важных и противоречивых художественных событий страны, но Виктория всегда забывала, что биеннале еще и первостепенное светское мероприятие. Все решат, что они с Лайном не просто встречаются, но, вероятно, состоят в связи. На биеннале в Уитни пара появляется тогда, когда хочет публично объявить о своих официальных отношениях.
И вот, пожалуйста, Лайн держит ее перед фотографами за руку так, словно они любовники. Виктория ничего не имела против появления с ним на публике, но не хотела, чтобы люди подумали, будто у них действительно связь. Она мягко попыталась высвободить руку, но Лайн только крепче сжал ее.
– Вам никогда не приходило в голову, что вы страдаете от расстройства из-за недостатка внимания со стороны взрослых? – спросила она, вспомнив его поведение в машине.
– Считайте как хотите. – Он небрежно взглянул на нее. – Идем, малышка. – Лайн потянул ее за руку. – Если с тебя хватит папарацци, пойдем внутрь. – Он обращался с ней как с девчонкой!
Даже на каблуках Виктория была ниже его дюймов на шесть, так что ни о каком физическом противостоянии и речи не шло. Еще одно очко в пользу Лайна в умении поставить собеседника в неловкое положение. Потом она отыгралась у «Влагалищ». Но решающий удар, самодовольно подумала Виктория, она нанесла ему в «Киприани»…
– Огромные влагалища? В Музее Уитни? – переспросила Венди.
Нет, это не шокировало ее – пожалуй, теперь Венди уже ничто не шокирует, – но она с трудом заставляла себя сосредоточиться на разговоре. Этим утром позвонил Шон и попросил разрешения взять детей: он хотел навестить свою мать, которая жила в Верхнем Уэст-Сайде. Представив Шона с детьми и его родителями – без нее, – Венди совсем расклеилась.
Вместе с Нико и Викторией она сидела за передним столиком в престижном уголке в «Да Сильвано». Ресторан был полон, и дверь без конца открывалась, выпуская людей, которым говорили, что свободных столиков нет, и затылок Венди овевало холодком. Она все куталась в шаль, но та не желала держаться на плечах. Эти шали, кажется, уже вышли из моды, но ничего более достойного для воскресного выхода в свет Венди не отыскала.
Сгорбившись, она подалась вперед, изображая интерес. Сказал ли Шон родителям? Говорили они о ней или нет? Мать Шона никогда по-настоящему не любила ее. Вероятно, она уверяла Шона, что Венди плохая мать…
– Они каждый год устраивают что-нибудь шокирующее, – продолжала между тем Нико. – Несколько лет назад демонстрировали видеозапись, на которой парень, покрытый специальной голубой краской, играл со своим пенисом.
– Они предоставляют равные возможности шокировать. – Виктория макала хлебную палочку в емкость с растопленным сливочным маслом. – На сей раз это были огромные влагалища, из которых высовывались пластмассовые куклы.
– Не очень хорошо выполненные, – добавила Нико.
– Ты видела их? – спросила Венди.
– Пришлось, – сказала Нико. – Мы помещаем их в наш декабрьский выпуск.
Венди кивнула, чувствуя себя лишней. Всю жизнь она создавала фильмы и заботилась о семье. Ни культурных интересов, ни личных, только маленький семейный плот, для поддержания которого на плаву требовалась вся ее энергия. Венди посмотрела на Викторию, сиявшую как двадцатипятилетняя женщина. Они сверстницы, но Виктория по-прежнему везде бывала и все успевала – она до сих пор ходила на свидания. Внезапно Венди осознала, что более пятнадцати лет не встречалась с мужчинами. Эта мысль вызвала в ней неприятное желание отомстить. А если и ей вступить с кем-то в романтические отношения? Она понятия не имеет, что делать…
– Художница, молодая женщина из Бруклина, видимо, только что родила, и это событие привело ее в ужас, – объяснила Виктория. – По ее словам, никто не предупреждает, что это такое на самом деле.
– Умоляю тебя, – пренебрежительно отмахнулась Венди. – И почему все имеющие детей ведут себя так, словно только у них они и есть?
– Полагаю, она просто отреагировала на то, что именно женщинам приходится рожать детей, – предположила Нико.
– Лайн, во всяком случае, жутко перепугался, – продолжала Виктория. – Заявил, что его сейчас стошнит.
– И это мужчина, с которым ты встречаешься? – удивилась Венди.
– Вен, они были отвратительны, – возразила Виктория. – Не сама тема, а то, как они исполнены. Однако же я решила развести его на деньги, чтобы поквитаться за его безобразное поведение. Я убедила Лайна, что когда-нибудь скульптурные изображения влагалища станут так же важны, как изображение Виллендорфской Венеры – доисторической богини плодородия, – и он поверил мне. Лайн купил скульптурное влагалище за двадцать тысяч долларов…
Откинувшись на стуле, Виктория снова вспомнила те минуты в Уитни, когда отвела в сторону Лайна, брюзжавшего, как школьник, по поводу «состоянии искусства в сегодняшней Америке».
– Кстати, эти произведения в конце концов попадут в музей, – заметила она. – «Томатный суп "Кэмпбелл"» Энди Уорхола тоже поначалу никто не принимал всерьез.