– На тот случай, если я забыла…
– В любом случае у меня хорошие ставки. Даже если ты мне откажешь. Эта кошмарная скульптура, которую ты заставила меня купить… Я только хотел, чтобы ты знала – ты была права. Я продал ее чикагскому музею за сорок кусков. Поэтому решил, что ты стоишь двадцати тысяч долларов моего времени, даже если откажешь. И у тебя остается, – Лайн сделал паузу, – ровно девяносто две секунды…
– Что ты задумал? – спросила Виктория.
– «Янкис» против «Ред сокс». Последний матч в национальной серии. Сегодня вечером, в семь.
– Идет, – ответила она.
Виктория решила, что Лайн не столь уж плох, если не только хочет снова повидаться с ней, но и явно намерен изменить свое поведение.
Конечно, Лайн Беннет навсегда останется придурком, но в тот вечер, на бейсболе, он был приятным придурком. Когда за Викторией заехал Бампи, Лайн уже сидел в автомобиле. Это означало: Лайн снизошел до поездки в центр, чтобы забрать ее. А затем они проехали полпути назад, до Манхэттенской вертолетной площадки на Восточной Пятьдесят четвертой улице.
– Я знаю, что ты богат, – сказала Виктория, когда они шли к серебристому вертолету, стоявшему на понтонах на Ист-Ривер. – Но не кажется ли тебе некоторым излишеством лететь на вертолете в Бронкс?
– Кажется, – ответил он, помогая ей подняться по трапу. – Но игра состоится в Бостоне.
– О! – выдохнула Виктория.
И по причинам, старым как мир, где встречаются мужчины и женщины, с этого момента все пошло великолепно.
Так, думала Нико, стоя перед рестораном и натягивая перчатки. И что ей теперь делать?
Дувший вдоль Шестой авеню холодный ветер резал как ножом. Переведя дыхание, она посмотрела на часы – всего половина третьего. Ее дочь Катрина будет на конюшне не меньше чем до четырех, тренируясь перед показательными выступлениями на празднике, – все это организовал Сеймур. Более того, Сеймур, вероятно, и сам находился сейчас на конюшне вместе с матерями других детей, наблюдавшими за своими чадами. Сеймур и Катрина разделяли эту таинственную любовь к лошадям, к которым Нико никакого интереса не питала. Даже ребенком она никогда не понимала девчонок-лошадниц; они приходили в школу с грязными волосами и воняли навозом. Разумеется, от Катрины, катавшейся пять раз в неделю в конюшнях в Челси-Пирс (за двести пятьдесят долларов в час), ничем не воняло – каждое утро она принимала душ и даже раз в неделю ходила в салон «Бергдорф – Гудман» делать прическу и маникюр. Но когда Катрина и Сеймур заводили разговор о лошадях, Нико начинало клонить в сон – и этого она не могла изменить.
Суть в том, что в ближайшие полтора часа ни Сеймур, ни дочь не будут интересоваться тем, где она.
Или – чем занимается.
Нико снова бросила взгляд на часы; сердце колотилось – то ли от холода, то ли от возбуждения. Осмелится ли она? Если да, никто не узнает. Она скажет, что поедет к себе в офис, и потом действительно поедет. В этом нет ничего подозрительного. Она часто работает по выходным. И Венди только что отправилась на неожиданно назначенную встречу с автором сценария, и Виктория собиралась в студию подумать над эскизами.
Если действовать, то надо действовать быстро.
Нико села в такси, быстро огляделась, не наблюдает ли кто за ней. Нет, она просто параноик. Что подозрительного в том, что она села в такси одна? Теперь перед «Да Сильвано» всегда толклось несколько папарацци, сделавших пару снимков, когда они с Викторией вышли на улицу. Но сейчас они не обращали на Нико никакого внимания, усевшись, как вороны, на скамейке перед рестораном.
Нет, у нее действительно приступ паранойи.
– «Колумбус-серкл», – сказала Нико водителю. Если Кирби дома, она всегда сможет изменить маршрут.
Нико достала из сумочки сотовый телефон и задумалась. Может, лучше не звонить? Она становится все смелее, при каждом удобном случае нарушая данные себе обещания. Сначала Нико сказала, что никогда не позвонит ему. Потом позвонила, поехала к нему домой и была с ним близка. Дважды! В тот первый раз, после секса на кухне и разговора в гостиной, он унес ее в спальню и там все повторил. Второй акт сблизил их. Если бы они сделали это только один раз, Нико могла бы уйти и больше не возвращаться. Но она поняла, что ее тело изголодалось по хорошему сексу, она испытала потрясающий оргазм – более интенсивный, чем когда-либо. А потом, несмотря на попытки самого жесткого контроля, ее тело, похоже, обзавелось своей собственной волей. Оно постоянно находило способы вернуться к Кирби за повторением.
Все время, пока Виктория рассказывала за ленчем о Лайне, Нико думала только о том, как бы отлучиться и позвонить Кирби. Удержало ее лишь то, что его могло не быть дома. Красивый молодой мужчина да еще в субботу днем, он, вероятно, развлекается где-то с друзьями или, возможно, даже с подругой. Кирби клялся, что подруги у него нет и она ему не нужна, но Нико с трудом верила ему. Это казалось неправдоподобным.
– Я, к твоему сведению, не обманщик. Предпочитаю иметь одну женщину, – утверждал он.
Нико поморщилась от этих слов, ибо они означали, что Кирби считал ее просто женщиной, которую «имел». Это так грубо.
Но сексуально.
Затаив дыхание, Нико набрала его номер.
Кирби ответил после трех звонков. По доносившимся звукам она поняла, что он не дома. Настроение у нее упало.
– Привет. – Он немного удивился. – Привет. Сегодня суббота.
– Я знаю, – сказала Нико. – У меня небольшое окно, и я подумала, мы могли бы встретиться. Но ты как будто занят…
– Нет, – быстро ответил он. – В смысле да. Я на бранче…
– Ничего страшного. – Нико скрыла разочарование. – Увидимся на следующей неделе.
– Подожди. – Он понизил голос. Послышался смех, звяканье столовых приборов, потом все стихло. – Ты слушаешь? – спросил Кирби.
– Алло?
– Я ушел в туалет. Ты где?
– Еду в центр.
– Отлично, – отозвался Кирби.
И что это означает, в недоумении подумала Нико, они встретятся или нет? Кирби всегда так туманно изъясняется, будто не ведает о том, что язык предназначен и для сообщения конкретных фактов.
– Так мы встретимся?
– Да. Конечно. Почему бы и нет? – ответил Кирби. – Но не сию секунду. Просто я жду, когда мне принесут яйца «бенедикт».
Нико так и подмывало сказать, что час с ней более важен, чем какие-то яйца, но промолчала.
– Так что мне делать? – осведомилась она.
– Приезжай сюда, я съем яйца, и мы поедем ко мне.
Нико представила, как сидит в кафешке, наблюдая за Кирби, поедающим яйца, а его друзья пялятся на нее, гадая, какого черта она явилась и какие у Кирби дела с женщиной, по возрасту почти годящейся ему в матери.
– Кирби, ты же знаешь, что я не могу приехать. – В голосе Нико прозвучало отчаяние. И как молодым вообще удается о чем-нибудь договориться?
– Погоди… – Последовало несколько секунд молчания. – Придумал, – наконец раздался голос Кирби. – Встретимся на улице. Позвони перед тем, как подъедешь. Я, наверное, уже почти все съем. И мы прогуляемся ко мне пешком…
План, конечно, рискованный, но, подумав о нескольких часах секса с Кирби, Нико не устояла. Да и никого из соседей Кирби она не знает… Пожалуй, все обойдется.
– Хорошо, – осторожно проговорила она. – Но, Кирби, когда я позвоню, сразу же выходи.
– Эй, я не дурак, – вкрадчиво прошептал он.
Нико отключила телефон и откинулась на сиденье. Сердце заколотилось при мысли, что она увидит Кирби. Нико испытала облегчение, но вместе с тем занервничала. А что, если кто-то заметит их на улице? А вдруг кто-нибудь увидит, как она входит в его дом… с ним?
Он ест яйца, подумала Нико. Яйца «бенедикт» днем в субботу, на бранче. В этом что-то настолько земное… Настолько обнадеживающе примитивное. Кирби – молодой мужчина; молодые мужчины едят по выходным яйца. В отличие от мужчин, подобных Сеймуру. Сеймур вел себя так, будто яйца какой-то яд. За последние семь лет он, похоже, не съел ни одного яйца.
Такси свернуло на Вторую авеню. Нико находилась всего в двух кварталах от дома Кирби. Может, подождать его в вестибюле? Но объяснить это будет еще труднее, чем ожидание на улице.