«О Боже, – подумала она. – Теперь он будет дуться».
– Это наши деньги, Шон, – мягко заметила Венди. – Я миллион раз тебе говорила. Я зарабатываю деньги для нашей семьи. Для нас. Для тебя и для меня. – Если бы ситуация была иной, если бы Шон зарабатывал все деньги, а Венди не получала ни цента, ей не хотелось бы, чтобы муж постоянно напоминал: деньги принадлежат ему. Она помолчала. – Я просто думаю… может, тебе неинтересно заниматься рестораном. Не лучше ли тебе снова начать писать сценарии…
Это было равноценно тому, чтобы помахать перед быком красной тряпкой.
– К черту, Венди! – резко оборвал ее Шон. – Чего ты хочешь?
Она опять помолчала, стиснув зубы. Венди чуть не ответила, что хочет отдохнуть от него и от детей, но быстро сообразила, что ей не нужен отдых, она стремится снимать новые фильмы. Себе Венди признавалась: она мечтала, чтобы один из ее фильмов завоевал «Оскара» в номинации «Лучший фильм» (до сих пор пять ее лент были номинированы, но ни одна не победила). Венди мечтала пройти по красному ковру, подняться на сцену и всех поблагодарить («И я хочу сказать особое спасибо моему любящему мужу Шону, без чьей поддержки я не добилась бы этого»), а потом отпраздновать. Но Венди лишь тихо произнесла:
– Я только хочу, чтобы ты был счастлив, Шон. – И добавила: – Чтобы и все мы были счастливы.
Венди пошла в ванную комнату, пустила воду и встала под душ. Господи Боже, что же ей делать с Шопом?
Моргая под горячей водой, Венди нашарила бутылочку с шампунем и поднесла к глазам – спасибо, шампунь еще остался. Намыливая волосы, она размышляла о том, чем помочь мужу. В конце концов, он взрослый мужчина. Ему тридцать девять лет. (Хотя Шон казался моложе. Много, много моложе. Венди нравилось в шутку называть его своим четвертым ребенком.) Не в преддверии ли сорокалетия он чудит? Или все дело в деньгах и в том, что за последние десять лет Шон не заработал ни доллара?
Но ситуация не новая. Венди содержала его почти пятнадцать лет, с самого дня их встречи. Она работала на киностудии – проявляла пленку, а он собирался стать крупным кинопроизводителем. Не режиссером, а именно кинопроизводителем. Шон был на три года младше Венди, и тогда это казалось довольно смелым – двадцатисемилетняя женщина и мужчина двадцати четырех лет, и он был так красив, что мог стать актером. Но актерское ремесло представлялось ему недостаточно интеллектуальным. Шон был выше этого. Снимал вместе с тремя парнями развалюху на пешеходной улице в Санта-Монике, что мешало развитию отношений (или даже романа), поэтому через две недели Шон переехал к ней. Он считал себя творческим гением. Практическая сторона жизни легла на плечи Венди. Она не возражала. Шон был так великолепен. И мил. Но всегда чуточку взвинчен. Он писал сценарий и пытался раздобыть денег на свой независимый фильм. Венди помогла ему. Создание фильма заняло два года и потребовало трехсот тысяч долларов, а потом Шон поехал с ним на «Санденс»[2], лента имела успех, и тогда они поженились.
Но в типичной для Голливуда манере за успехом на фестивале ничего не последовало. Шону заказы-пали сценарии, но ни один из них не был реализован. О том, что они не очень хороши, Венди молчала. Она говорила себе, что это не важно – Шон помогает ей, он отличный отец, им весело вместе, поэтому Венди не обращала на это внимания. А ее карьера – по причинам, которых она до конца не уразумела, – все шла и шла в гору. И сейчас Венди находилась, между прочим, на вершине успеха, но не любила об этом задумываться. Ее положение было важно только с той точки зрения, что им не приходилось беспокоиться из-за денег, хотя втайне Венди продолжала о них беспокоиться. Она боялась, что ее уволят или деньги кончатся. Что тогда им делать? И теперь Шон, перейдя от написания сценариев к созданию романа (неопубликованного), пытался открыть ресторан. Венди уже выложила двести пятьдесят тысяч. О проекте она имела смутное представление, потому что ей было некогда разбираться в этом. Вероятно, он провалится. Но тогда она вычтет эти деньги из налогов…
Когда Венди приняла душ, в ванную вошел Шон с ее мобильным телефоном. Она вопросительно посмотрела на него.
– Это Джош, – поморщился он.
Венди раздраженно вздохнула. Джош, один из трех ее помощников, высокомерный двадцатитрехлетний парень, считал, что это он должен занимать место Венди. Она старалась вдолбить Джошу, что раннее утро – это время для семьи, поэтому она не станет отвечать на звонки до девяти часов, кроме экстренных случаев. Но Джош никогда не слушал и обычно звонил Венди не меньше трех раз между половиной восьмого и девятью пятнадцатью, когда она приезжала в офис.
Прижав телефон плечом, Венди вытирала ноги.
– Как всегда, спозаранку, Джош, – сказала она. Последовала секундная пауза, прозвучавшая как обвинение. Джош не понимал, что у людей может быть жизнь помимо работы, а если она есть, то, по его мнению, подобные люди не должны руководить – особенно им.
– Только что звонил Вик-тор Мэт-рик, – сообщил Джош, произнеся имя и фамилию по слогам для усиления эффекта. – Я подумал, что вы, вероятно, сочтете это важным.
«Черт! – хотелось крикнуть Венди. – Черт, черт, черт!» Виктор Мэтрик – исполнительный директор компании «Сплатч Вернер», владевшей «Парадор пикчерс», президентом которой была Венди.
– Что ты ему сказал?
– Я сказал ему, что в настоящий момент вас нет, но пообещал связаться с вами. – Он помолчал. – Перезвонить ему теперь?
– Дай мне минутку, хорошо?
Завернувшись в полотенце, Венди выбежала из ванной и прошмыгнула мимо кухни. Миссис Миннивер приехала и, хмурясь, кормила детей булочками со сливочным сыром; каким-то чудом Тайлер и Магда были одеты и готовы идти в школу.
– Доброе утро, – проговорила миссис Миннивер со своим отрывистым английским акцентом.
Ей платили сто пятьдесят тысяч в год, и Венди шутила, что, тогда как большинство нянь получают сто тысяч, за акцент миссис Миннивер платят дополнительные пятьдесят тысяч. Венди энергично помахала в ответ и поспешила в маленькую дальнюю комнату, которую они называли кабинетом. Там стоял металлический стол с компьютером новейшей модификации, несколько нераспакованных коробок, игрушки, DVD-диски, большой тренажер – беговая дорожка (использованная один раз) и три пары лыж. Венди села на мягкий офисный стул.
– Теперь звони Виктору, – сказала она в трубку. Полотенце соскользнуло, и Венди посмотрела на свою грудь. М-да, она и в самом деле обвисает. Раньше груди Венди были ее гордостью и радостью, а теперь походили на две сдутые груши. Надо всерьез заняться ими…
– Виктор Мэтрик на линии, – прозвучал ехидно-угодливый голос Джоша.
– Здравствуйте, Виктор, – произнесла Венди приподнятым тоном.
– Надеюсь, я не побеспокоил тебя? – осведомился Виктор.
– Ничуть.
– Я насчет фильма, который мы снимаем. «Пятнистая свинья». Своих внуков я могу на него повести?
Какого черта? О чем это он?
– Это зависит от того, сколько лет вашим внукам, Виктор, – осторожно ответила Венди. Неужели он не знает, о чем фильм? – Эта наша грандиозная романтическая комедия выходит в декабре…
– Значит, это фильм не для детей, – заключил Виктор.
– Не-е-ет, – все так же осторожно протянула Венди. – Действие этой романтической комедии происходит в модном ресторане в Уэст-Виллидже. В главных ролях Дженни Кейдайн и Тэннер Коул…
– Я знал, что в нем снимается Дженни Кейдайн, и все удивлялся, почему она согласилась играть свинью! – воскликнул Виктор и («Слава Богу», – подумала Венди) расхохотался.
– Уверена, этот фильм захочет посмотреть большинство американцев, но вообще-то, Виктор, «Пятнистая свинья» – это название ресторана.
– Что ж, Венди, – заключил Виктор, справившись с приступом смеха, – с нетерпением жду нашей встречи в пять.
– Да, Виктор, в пять часов, – спокойно ответила она, едва сдерживаясь, чтобы не завопить. Последние две недели съемки начинались в четыре часа.
– Мне казалось, что съемки в четыре, – прошипел Джош, как только Виктор дал отбой. Помощники обычно оставались на линии, чтобы при необходимости делать пометки по ходу беседы.