Моника очнулась, потому что Валентино был рядом.
— Голова… — прошептала она пересохшими губами.
— Пойдем, — он вел ее по коридору к себе. Там, рядом с постелью Моника увидела тот самый сейф, который «не разрежешь ни одним инструментом». Под пальцами Вегетарианца, набравшими нужную комбинацию шифра, щелкнул замок, и Валентино достал знакомую черную бутыль. Моника послушно приняла наполненную рюмку и выпила бальзам, отдавшись его целительной силе и зная, что нестерпимая боль уйдет. Но ей хотелось большего — забыться.
— Взгляни, я изменил шифр: теперь на диске для букв буду набирать твое имя — Моника, а цифровой комбинацией будет день нашей встречи — 17, 09, 1913.
Боль отступала, но еще медленными толчками напоминала о себе. Голос Моники звучал глухо:
— Валентино, я прошу откровенности, — на языке еще оставался горьковатый привкус бальзама, и Моника сглотнула эту горечь, — я знаю, что ты не выполнил нашего договора.
Вегетарианец усмехнулся:
— За последние два дня, я вижу, ты многому научилась. От былой наивности не осталось и следа.
— Валентино, я хочу, чтобы ты мне помог уехать из Вены. Купил билеты и дал денег. Я их заслужила. Я продала твой дом.
Его взгляд ужалил ее.
— Нет, я ошибся. Ты осталась той же наивной дурой. Ты права, освобождать Рики я не стану — он не сохранил тайну о смерти Альберто. Я не буду подвергать опасности своих людей ради твоего брата. Но тебя… Тебя я не отпущу!
— Зачем же тебе нужна наивная дура?
— Наивность твоя сейчас пропадет. Ты воспитана преступлением. Может быть, торгуя одеждой мертвецов, ты этого и не осознавала, но это так. И потом твой голос… Твоя страсть врать… Одно путешествие по Египту чего стоит! Это шедевр вранья!
Тот джентльмен, маску которого всегда надевал Валентино, вмиг исчез, представляя взору Моники грубую суть воспитанного на улицах бродяги.
— Ты думаешь, я стремился продать свой дом, испугавшись наговоров мальчишек? Мне надо было посмотреть на тебя в деле. И я доволен: ты неотразима.
— Позволь мне уйти, — в ее спокойном голосе не было мольбы. Моника знала, что уйдет.
— Уйти?! Ты хочешь в тюрьму, к своему братцу? Во всех газетах — твоя фотография, а завтрашние новости будут пестреть описанием твоего мошенничества с домом. Кнаппы даже перескажут газетчикам твою историю про Египет. Как рад будет твой папа!
— Валентино, — девушка странно рассмеялась, — я и правда дура. Я знаю, что ты обманул этих добрых толстяков, но в чем состоял обман?
— В том, что этот дом не мой! И хозяин, настоящий хозяин возвращается завтра. Он встретит Кнаппов у порога.
— Понятно, — Моника разразилась хохотом, и его нельзя было унять. Забыть, забыть, все забыть! Но как назло, после бальзама ее голова соображала на редкость четко. Его губы поймали ее смеющийся рот, от ее дыхания исходил горький аромат лечебных трав. Моника закрыла глаза, ее желание забыться сейчас исполнят, она лишь шептала: — Дольше, пожалуйста. Надолго… навсегда…
И ее голос заставлял его не торопиться. Медленно он исследовал ее тело, задерживался, отыскав особо чувствительную к ласкам зону, и только изучив каждую клеточку, плавно вошел в нее… Валентино вдруг замер и прорычал, терзая ее быстрее, с силой:
— Кто был с тобой?! Рики? Или этот тощий заморыш-банкир?! Кто? Говори, отвечай мне. Кто из них?
Валентино был зол, она обманула его. Он долго мечтал попробовать такую, из другого мира. Но этот образ, взлелеянный его фантазией, включал не только образованность и манеры, но и чистоту, ту самую береженую девственность. И она позволила кому-то из этих глупых детей дотронуться до себя! Шлюха.
Монику обрадовала его злость, она поняла причину, почему он так деликатно оставил ее в прошлый раз — готовил.
— Ты не заслужил быть первым. Наивный дурак! — Моника со смехом приняла бессильную пощечину, и когда он снова рванулся губами к ее сладкому рту, больно укусила. Все было похоже на драку, от былой нежности не осталось и следа, ласки отзывались мукой, вкус крови вызывал удовлетворение, признание в ненависти возбуждало.