Город будто вымер, сгрудившиеся толпы сосредоточились вдоль набережной. Лишь иногда в окне показывалось любопытное лицо немощной старухи, оставленной родными одиноко ждать их прихода.
Сжимая в горячей влажной ладони восьмизарядный «штейер»[4], Фред, шатаясь, завернул за угол и прислонился к стене. Перед ним расстилался пустырь сараевского кладбища. Где здесь спрятаться? За тонкими стволами плакучих ив? Фред заметил удаляющуюся траурную карету с «почетным караулом» в треуголках, обшитых серебром, а по другую сторону кладбища могильщика, раскуривающего дешевую трубку. Подбежав к нему, Фред угрожающе вскинул пистолет, и могильщик тут же исчез. Фред спрыгнул в свежевырытую яму, на крышку дубового гроба.
Не прошло и двух минут, как Гросс появился на кладбище. Тишина. Смерть всегда наводила на него благоговейный ужас, атрибуты похорон заставляли вздрагивать. Гросс перекрестился и двинулся мимо могил. Его пугало отсутствие людей. Сейчас он наедине с покойниками. Сбоку чернела горка свежей земли рядом с ямой для захоронения, и ему что-то почудилось… какое-то движение. Гросс медленно приблизился, выставив вперед револьвер. Со всех сторон его обступали мраморные памятники. От края могилы он в ужасе отшатнулся. На дне лежал раскрытый гроб, демонстрируя ему все свое накрахмаленное содержимое: атласную подушечку, кружевную простыню.
— Боже! — выдохнул Гросс. И тут же ощутил сильный толчок в спину.
Он летел туда, навстречу этой мерзости, готовой поглотить его, живого. Многолетние тренировки позволили ему отделаться лишь ссадинами. Со стоном он перевернулся, морщась от исходящих вокруг запаха земли, лака, покрывающего дерево гроба, каких-то духов, пропитавших подушку, и аромата смерти. Солнце сверкнуло ему в глаза прежде, чем сверху на него свалился труп, и Гросс потерял сознание.
Глава 5
Фред сидел напротив Феликса, направив на него дуло пистолета. Его взор не привлекали шамаили на стенах — картины-изречения, написанные на стекле маслом и мерцающие благодаря подкладываемой под изображение фольге. Он не пытался прочесть и понять, были ли то философские афоризмы, цитаты из поэтического шедевра Востока или арабские пословицы. Все это подражание турецкому стилю: диван по всему периметру кабинета, контрастные драпировки — занавеси из пунцового сукна и шторы из зеленой тафты, иранские ковры, бронзовые курильницы, напоминало ему страсть отца к подражанию. Египет, Турция — какая разница? Вся обстановка дышала фальшью.
Феликс задумчиво уставился в стену, будто не замечая угрожающего присутствия Фреда.
— Наследник убит, — объяснил он. — Полчаса назад.
— Убит?!.. — Фред, оглушенный известием, опустил оружие. — Несчастный император! Брата расстреляли в Мексике, сын покончил с собой, жену убил в Женеве анархист…[5] А теперь убит племянник! Злой рок какой-то. Но как это могло произойти?
— После вашего побега, Фред, на роль водителя взяли первого попавшегося из сопровождающих, кто мог управлять автомобилем. После речи в ратуше принц ехал обратно, и новый шофер растерялся, сбился с пути и повернул на улицу Франца Иосифа. Там в наследника стреляли. Убита и принцесса София. — Феликс сокрушенно закрыл лицо руками.
— Но вы же ждали его смерти! — набросился Фред. — Вы хотели в его гибели обвинить меня! Поэтому и взяли на службу беглого заключенного. Кто усомнится в его виновности?
— Да что вы понимаете? — отмахнулся Феликс. — Кто вы такой, чтобы обвинять меня? Завтра начнется война, и…
— С чего вы взяли?!
Глаза Феликса зло сверлили его.
— Вы считаете глупой мою убежденность, что убийство послужит поводом к войне? Так вот, три года назад войну чуть не спровоцировала кража «Джоконды» из Лувра. Парижская пресса обвинила германского кайзера в похищении, а немецкие газеты писали, что кража «Моны Лизы» Да Винчи всего лишь уловка французов, чтобы, возмутив французский народ, вызвать германо-французский конфликт!
— Так вы хотели предотвратить убийство, чтобы предотвратить войну? Ну хорошо, согласен, если Франция и Германия так хотят войны, им нужен любой повод… Но каким образом этим поводом может послужить убийство австрийского принца?
— А вы наивно полагаете, что кайзер не убедит вашего императора начать войну? — усталый голос Феликса, потухший невидящий взгляд, словно талый снег, замораживали бурную эмоциональность Фреда, кипящее возмущение, раздражение, злость.
— Но против кого? Против Боснии — собственной территории? — тут Фред замолчал, так как вспомнил, что не боснийцы совершили убийство. Он же с самого начала знал, что убийцами будут сербы! Сербия рассчитывала на войну. В результате предыдущей она получила Македонию, теперь задумала отнять у Австрии Боснию. Его гнев моментально остыл, так как он столкнулся с очередной задачей. Он не хотел расспрашивать Феликса, зачем понадобился ему, какую роль играл в его таинственном плане. Фред задал единственный вопрос:
5
Максимилиан (1832–1867), брат императора Франца-Иосифа, после англо-франко-испанской интервенции в Мексику был провозглашен мексиканским императором, в 1867 потерпел поражение в войне против законного президента Мексики Хуареса Гарсии, был осужден и расстрелян.
В 1889 г. кронпринц Рудольф убил себя и свою возлюбленную Марию Вечера.
Елизавета (1837–1898), жена императора, убита в Женеве итальянским анархистом.