Тревожный взгляд Моники не отрывался от водной глади. Да, она разгадала загадку, но… теперь их не спасти. На чью помощь она может рассчитывать? Женщина и ребенок посреди океана. Ей стало страшно.
После завтрака Моника спустилась на вторую палубу, где труппа цирковых артистов проводила время в простеньком салоне. Толстяк-импрессарио скрылся за черной накидкой фотоаппарата, у стены собралась вся труппа в немыслимых позах: акробаты стояли на руках, Железный Жан держал на плечах по танцовщице, вокруг его могучей шеи обвился желтый удав, а на полу, расстелив кругом огромную юбку, сидела женщина-горилла.
— Я закажу в Нью-Йорке прекрасные афиши! — шептал импресарио. — Улыбку, господа, улыбку!
«Никаких афиш не будет» — думала Моника, глядя на сияющие улыбками лица. Вспышка заставила циркачей зажмуриться. Кувырок, и акробаты встали на ноги.
— Уберите от меня этого желтого червяка! — пробасил силач и закружил танцовщиц, хохоча от их веселого визга.
Они и не догадывались, что этот снимок, где они все вместе, последний. Что завтра они потеряют друг друга, как и своих любимцев — тигров и першеронских[13] кобылиц.
Ромео здесь не было.
— Моника Каттнер, журналист, — представилась она. — Из «Нью-Йорк Таймс». Собираю материалы для статьи о цирке.
Ромео присоединился к цирку. Бежал из Лондона, как и она. Странно, что судьба свела их опять. Для чего? Неужели для того только, чтобы лишить ее шанса спастись? Ромео убил Макгрегора… Чтобы лишить ее спасения… А теперь она сама просит его о помощи. Прекратить! Что за бред? Опять она пытается истолковать события, отвергая логику.
За один из столиков ее поманила дама, и Моника тут же пожалела о своем обмане. То была женщина-горилла.
— Мадемуазель Джейн! — вспомнила она.
— Мадам Джейн! — поправила ее обладательница чересчур волосатого тела. — Моя история как раз для вашей статьи. Когда мне было два года, мать продала меня в цирк — боялась людской молвы. Родись она до нашей эры, ее ребенок считался бы признаком богоизбранности. Вильгефорту, дочь языческого короля, бог наградил усами и бородой, избавил ее от брака с нелюбимым.
— Насчет замужества… Судя по тому, как вы представились, вы замужем.
— Была. Муж очень хотел детей. Детей-волчат. Я разочаровала его, родив обыкновенных мальчишек.
Моника оглядела салон. Железный Жан играл в уголке с детьми. Он поймал ее взгляд и улыбнулся.
— А вон Луи, клоун. В нем ни одной целой косточки, да и стар. Когда-то он был великолепным акробатом.
— А тот красавец с орлиным профилем?
— Любая женщина всегда выделяет Мишеля. Вы присмотритесь, он отнюдь не красив. В лице Мишеля его ум и смелость, его тело исполнено непередаваемой грации — сочетанием силы и ловкости, в его улыбке страсть к жизни, в которой главное удовольствие — работа. Мишель — человек света, света прожекторов.
— А я — женщина тени, — с улыбкой сказала Моника, — И мое лицо молчит.
— Разве? Ваш голос манит приглядеться к нему, — мадам Джейн улыбнулась.
В салон вошел господин во фраке. Видимо, он вернулся после представления на палубе. Заметив молодую женщину, он забавно поклонился:
— Позвольте представиться, иллюзионист Виктор… О, я для американской журналистки скучный персонаж. В Америке вряд ли кто заинтересуется моим скромным искусством. Там правит Гудини, великий Гудини! Его свешивают с небоскребов в смирительной рубашке, в железном гробу опускают в ледяную воду, он исчезает из тюремных камер. Гудини обманул саму смерть!
— Обманул смерть… — эхом повторила Моника. Она достала сигареты и угостила Джейн и Виктора. Его фраза заставила ее задуматься. Ей следует обмануть смерть.
В глубине салона она заметила Ромео. Она совершенно забыла о нем. Под его мрачным взглядом Моника вышла в коридор.
— Что ты делаешь среди этих скоморохов? — презрительно бросил он.
— Я завидую тебе — восхитительные люди!
— Еще бы ты не завидовала мне, — с пренебрежением усмехнулся он.
— Зачем же ты присоединился к ним?
— Увидел тебя у трапа и перестал что-либо соображать, — зло бросил он.
Моника кивнула. Чувство вины заставило его броситься за ней. И она легко пережила бы его предательство, если бы была одна. Даже испытала бы чувство признательности за возможность в очередной раз обмануть судьбу. Но с ней Валерия, и позволять шутить ее жизнью она не намерена. От взгляда Моники Ромео смутился.
Предстоящий кошмар заставлял хвататься за него, как за соломинку. Играть на его чувстве вины. Как когда-то она играла их похотью и ревностью… Она закрыла глаза. Был бы здесь Фред! Он просчитал бы ситуацию шаг за шагом. Одно имя брата подействовало на нее отрезвляюще, ход мыслей Моники принял иное направление. Ромео винил ее в том, что среди циркачей ему плохо, что он все потерял. Как она могла думать, что он поможет ей? Наивная дура! В ее ушах зазвенели раздраженные слова Вегетарианца: «Сейчас твоя наивность пропадет!» Монти, ее жестокий наставник, учил трезво оценивать людей.