1957
ЗАГАДКА
Перед самой войной парень с Дона нес дозор на Буге. Потом, под натиском врага, он отступал, испытал бездонную горечь разгрома и плена. Бежал из-за колючей проволоки и нашел пристанище в самой обычной белорусской деревне.
Небогатые, тихие люди, над которыми и он недавно подтрунивал: «Бульба дробненькая, зато много!..» — они накормили его и приютили. Вместе с ними он взял вскорости винтовку, стал партизаном. Вместе с ними делал он то, что — со стороны виднее — и Родина и весь прогрессивный мир начали после называть героизмом. Здесь на горячую кровь его раны легла холодноватая чистота холстины, «кужельненькой», как говорила белорусская мать, неутомимая труженица, плакавшая над ним. Плакала вместо его — бог весть, живой ли? — мамани в далекой, также где-то оскверненной фашистами станице... Здесь он узнал любовь — наша девчина полюбила его пошла с ним из родной хаты в студеную пущу...
И вот — победа! И он не вернулся к себе на Дон. Парень словно только теперь заметил, как он прирос к этой славной лесной сторонке, как подружился с людьми, которые помогли ему выполнить священный долг перед Родиной. Вот уже тринадцать лет подряд ездит он в гости на восток, к родным, и возвращается оттуда в Беларусь с тем самым удивительным чувством — из дома едет домой, с родины тянет его на родину...
Две их стало, что ли?..
1957
ОПЯТЬ ДОМА
Кажется, впервые чувствую себя так радостно и легко здесь... Хочу сказать — дома, потому что — в родных местах, о которых мне хочется писать, о которых я думаю, лишь возьмусь за перо. Нет здесь уже того нытья, как прежде, как будто уже целиком закончился процесс социализации деревни, люди привыкли к новому,— говоря словами Толстого, все перевернулось и легло на свое место. Высказываются земляки открыто, колюче, но не враждебно. Как будто закончился уже, завершен первый этап борьбы за хлеб. Теперь нет здесь его, говорят, только у лодырей. Начинается новый, уже не первый этап борьбы за культуру. Планируются, строятся клубы, школы, дороги...
Только, пожалуйста, без лакировки!.. За культуру у нас надо наконец начинать сражаться по-настоящему, надо даже бить в колокола!..
Наиболее, кажется порой, актуальная проблема у многих — где достать дрожжей? Самогонка, «Московская», даже коньяк. Пьют очень много.
В местечке перед «забегаловкой» наблюдал ссору учительской пары. Он, пьяный, все еще рвался к чарке и грубо ругался — привычно уже, даже довольный собой. Она кричала, как базарная баба, выворачивая «перед всей общественностью» домашнюю грязь. А две девочки, которые за четыре километра пришли сюда за тетрадками, жадно присматривались, прислушивались к этой «педагогической дискуссии»...
Бывший подпольщик, образованный, симпатичный трудяга, тоже учитель, на полном серьезе доказывал мне, что алкоголь... полезен.
У председателя колхоза, передового, о котором трубят ва весь свет,— нос синий и в тепле. Примета основного занятия, символа веры...
Список можно продолжить, была бы охота.
Надо что-то делать!.. А я все только думаю: стоит ли уделить место этой наболевшей и очень злободневной проблеме в статье, которую меня просили написать,— о новом в деревне?..
Как здорово мы все приучены заглаживать!..
1957
И ТАКОЕ
Над Вилией — соловьиный пересвист, комары, бесполезное хлестание спиннингом, далекий гул самолетов, которые рассевают удобрения на поля колхоза «Партизан».
Обычным, давно не новым кажется этот гул. Как и воспоминание о другом — о тех самолетах, что бомбили эти деревин...
В полдень сюда собрались молодежь и дети. Парни, которые на память цитируют Горького, называют имена шахматных чемпионов, рассуждают о высоких материях. И ругаются при этом грубо и мерзко. Даже страшно за детей, которых здесь много...
Культура?
Вчера директор школы, спокойный, симпатичный парень, бывший боевой партизан, хвалился, как они с инструктором райкома, тоже одним из партизанских гвардейцев, договорились наконец с председателем колхоза о постройке новой школы:
— Выпили малость в хате. Уговаривали. Никак, зараза, не соглашается. Попросили мы его с Толей выйти да как дали — сразу согласился!..
Не печенеги?..
1957
ОСТРОВОК
На хуторе, где садик и огород и вокруг, как море, колхозное жито, видел я живой прототип сказочного Иванушки-дурачка.