* * *
Мне гармошка как будто не трогает душу,
Соловьиное время, наверно, прошло!
Как играл я, как пел я – бывало послушать
Полуночной тропинкой сходилось село.
Иль у песен теперь не хватает запала
Возле белых моих деревенских оград?
Даже Валька Барышников – наш запевала –
Самый модный транзистор завел, говорят.
Не забыли еще подгулявшие люди
На кругу разрешать затянувшийся спор.
Но стоят, с подоконников выпятив груди,
Радиолы старинной гармошке в укор.
И горят над моим над возвышенным домом
На высоком столбе городские огни.
Только жаль, что русалки покинули омут,
Как последнюю сказку, где – жили они.
И когда ту тропинку асфальтом остудят,
И костер, где картошку я пек на золе,
Все же с Валькою вспомнить нам радостно будет
Тех людей, что родились на этой земле.
Колю дрова
В чужом дворе колю дрова,
Морозные поленья.
Хозяйка, – кажется, вдова,
Кладет поленья в сени.
Она проносит ладный стан,
В избу позвать не смея.
И я молчу, как истукан,
Да ей во след глазею.
Да, да, конечно, приглашай,
Веди в свои палаты!
И вот уже дымится чай,
В кути гремят ухваты.
Трещит старательно сверчок,
Запечный житель звонкий.
И светит бойкий уголёк
В глазок печной заслонки.
Она присела у огня
И, косу заплетая,
Так посмотрела на меня,
Как ни одна другая,
И виновато – на буфет,
Поправив полушалок.
Мне ничего не надо, нет!
А вот чайку – пожалуй!
Я так, немного посижу,
На улице простудно.
Я просто мимо шел, гляжу,
Что человеку трудно.
Я просто шел, тропа вела,
На сердце было слезно.
Ах, сколько в горнице тепла
От чурбаков морозных!
Стирала женщина
Стирала женщина белье,
Как всюду водится, стирала.
И тело гибкое ее
Движенья эти повторяло.
Устало голову клоня,
Но, видно, зная, что красива,
На постояльца, на меня,
Лукаво взглядами косила.
И сам смотрел я на нее,
Как на апрельскую погоду.
И помогал отжать белье,
А после стирки вынес воду.
А там, в ограде, у стены,
Уже твердея от мороза,
Сушились мужнины штаны
Такой кощунственною прозой.
* * *
Замороженный кустарник,
След олений в стороне.
Ах вы парни,
парни,
парни,
Зря вы руку жмете мне.
Не уехать, не проститься
В этот чертовый мороз,
Где твои дрожат ресницы
Не от холода,
От слез.
Что ж, забуду этот серый
Сумрак около дверей.
И водителя Валеру
В полушубке до бровей.
Жаль поземку, жаль порошу,
Жаль луну в твоем окне.
И любви – твоей хорошей,
Что достанется не мне.
В Салехард!
Яр-Салинская пороша
Ткет льняное полотно.
Я с тобой, такой хорошей,
Рядом сяду все равно!
И скажу:
– Ты знаешь, Вера,
Я с тобой почти знаком!
Пусть теперь Москвин Валера
Нас прокатит с ветерком!
Пусть ударятся в погоню
Телефонные столбы
И под гусеницей стонет
Крепкий лед Обской губы.
– Что ж, садись! –
Согласна Вера.
Откровенно говоря,
У меня такая вера,
Что мы рядышком не зря!
По снегам полночным, серым
Мимо чумов, мимо нарт
Хорошо везет Валера
В стольный город Салехард.
За дорогой смотрим оба.
Что дорога? Прямиком!
Только ягель под сугробом
К мерзлоте припал ничком.
Только там – в небесных сферах,
Вьюги новые ворчат...
Ничего не слышит Вера
Возле теплого плеча.
У заколоченной избы
Сюда тропинок не торят,
Здесь больше крыш не мастерят.
Пока добрёл, намаял ноги.
Ничей – ни злой,
Ни добрый взгляд
Меня не встретил на пороге.