Душа его парит,
Блаженствует в зените,
Как будто говорит:
«Зажился, извините!»
Вот, выдохнув, присел
На краешек дивана,
От булочки поел,
Достав из целлофана.
Покой облюбовал,
Опять воспрянул духом.
И долго воевал
С назойливою мухой.
Гармонь
Блестел на планках яркий кант,
И значилось название
Какой-то фирмы «Диамант»
В поверженной Германии.
И гармонист, любя-шутя,
Смоля махру казенную
Держал трехрядку,
Как дитя,
Под бомбами спасенное
Опять волнуя не одну
Молодку подгулявшую,
За всю проклятую войну
Ни разу не рожавшую.
И вновь играл.
Но был момент,
Такой момент особенный:
Ронял он чуб на инструмент
И ремешки застегивал.
И таял ламповый огонь
За горькою беседою...
Пылится старая гармонь
У нас в кладовке дедовой.
Фуражка
В этом городе, вправду огромном,
На базаре, где брал керосин,
Отыскал я и комиссионный,
Как советовали, магазин.
Это мама дала мне поблажку,
Постреленку зеленых годков.
А купить мне хотелось фуражку
Со звездой, как у фронтовиков.
От соблазна душа так и пела:
Ребятню, мол, сражу наповал!
Что кепчонка? Привычное дело!
А в фуражках я толк понимал.
Захожу. И что деется, братцы!
Так с порога и кинуло в жар:
Ведь на полках, где б им красоваться,
Бесполезный навален товар!
Но держусь я, худой и голодный,
Деловито рублями тряся:
Не найдется ль фуражечки летной
Или флотской, что в золоте вся?
Продавец – на щеке бородавка
(Думал, злюка: проси не проси!) –
Неожиданно из-под прилавка
Подает, как по блату: носи!
И в село по дороге тележной
Шел в обновке я, любо взглянуть:
То сбивал на затылок небрежно,
То на бровь, то на ухо чуть-чуть.
Вот и мама спешит из ограды,
Отпирает калитку с крючка.
Показалось еще – и награды
Тяжелят мне борта пиджачка.
* * *
Эта девочка снится всегда,
В легком платье – полет и парение!
Школьный бал. Выпускные года.
Торопливое сердцебиение.
Что я делал?
Да переживал.
По земле я ходил?
Не по небу ли?
На гармошке играл?
Ну, играл.
Объяснился в любви ей?
Да не было...
Были весны в другие лета,
Торопливые клятвы, признания.
Но вальсирует девочка та,
Обретая второе дыхание...
На рынке
Теперь на местном рынке
Запрещено винцо.
Зато, как на картинке,
Все фрукты налицо!
Прицениваюсь нежно:
Какие румяна!
Цена, она, конечно,
Кусается цена.
Поют веселым скопом
Под гирями весы.
Торчат, как из окопов,
Нездешние носы.
Они торчат недаром,
Делишки не плохи.
Останутся с наваром,
А мне опять – стихи!
Хожу-брожу нелепо,
Чеканятся слова:
– Почем, хозяин, репа?
– Попробуй-ка сперва...
Природа и поэт
И день и ночь, строча, портняжа
По токовищам косачей,
Остатки зимнего пейзажа
Уносит труженик-ручей.
И облачка, что к солнцу жмутся,
Еще по-блоковски чисты,
По, глянь, над пашнею прольются.
Над чем же мучаешься ты?
А ты, прижав портфель к костюму
По грязным лужам держишь путь,
Ведь он, портфель, не фунт изюму
Не пара строф каких-нибудь!
В нем все, что надо:
Птичья тушка,
И рыба – спинка муксуна,
И даже ранняя петрушка.
И хрен.
А этот... на хрена?
А чтоб жене ответить с толком,
Докинув шляпу до гвоздя:
– Достал! – и радоваться долго,
Жестокий дух переводя.
Поленницы
Поленница к поленнице –
И кладка хороша!
Труды мои оценятся,
Ведь вложена душа.