Выбрать главу
Я по-крестьянски бережно Минутой дорожу. Безвестности, безденежью Топориком грожу.
Поленница – к поленнице, Кладу, не устаю. Красивой современнице Полешки подаю.
Хоть комары-комарики Едят нас, будь здоров, Не отступлю от лирики И на укладке дров.
Да-да, зимой оценится Старательность моя: Поленница к поленнице Березовая!
1979

Герани

Посвящаю моим братьям

Несут как по воздуху сани! Морозно. И кучер с кнутом. В огнях неусыпных гераней Сияет родительский дом.
Приедем, на печь завалюсь я: – Кто сладко мурлыкает здесь? Кот Васька проснется на брусе, Наэлектризованный весь.
Как вкопана, встала упряжка. – Э – гей! Распрягай рысака! – И мама... И падает чашка... Лет двадцать прошло? Иль века?
Опять нас встречают герани. Но скольких не вижу огней... Ах, сани, морозные сани, Безжалостный топот коней!
1979

Неизвестный

В гимнастерке застиранной, скромной, Да и выправкою – не орел, Он стучался к нам полночью темной, Обогрелся и дальше побрел.
Детство, детство! По белому свету Сколько сирых прошло и калек! Но запомнился сумрачный этот, Неприметный ночной человек.
Может быть, на побывку спешил он, Может, в полк возвращался назад? У дороги проселочной стылой Похоронен боец, говорят.
И душа – то болит, то отпустит: Столько было чудес на земле, Что не верится собственной грусти, Безымянным могилам во мгле.
Вот узнать бы в селеньях окрестных, Старожилов бы надо спросить: Не стучался ли к ним неизвестный, Не просил ли кваском напоить?
1979

В Сургуте мороз

В Сургуте мороз. И в гостинице тесно. У солнца о нас не болит голова. Я тоже застрял, и пока неизвестно, Когда отогреют к полету Ан-2.
Ну как тут не вспомнишь крестьянские сани Возницу в тулупе, себя на возу, Как прямо с мороза в натопленной бане Сияет распаренный веник в тазу.
Ну как не заметишь, что город в запарке, И в орсовской лавке не продан товар, И густо над крышей вон той кочегарки Клубится совсем неизбыточный пар.
В такую бы пору за чаем семейным Посиживать мирно, не зная хлопот. Но требует «шайбу» на поле хоккейном Охочий до зрелищ сургутский народ.
В глубины уходят долота и буры, Вот только железо – серьезный вопрос – Нет-нет да не выдержит температуры, И снова руками разводишь: моро-оз!
1978

На улочках Увата

И тишина, и белый русский снег На деревянных улочках Увата. И на снегу резвятся пацанята, И я брожу, бывалый человек.
Вон трактора с прицепами бегут, Они спешат, наверно, за соломой. Вот катерок во дворике райкома, А там паром и зимник на Сургут.
Не пережив разора и беды, Здесь снова ждут с тревогой половодья Губительная мельница воды Не раз топила лучшие угодья.
Разгул стихии! Бог ее простит. Но от людей бежали зверь и птица. Какая тут душа не загрустит И в торжестве добра не усомнится!
Когда ж опять взбунтуется Иртыш, Грозя разором целому району, Я так хочу, чтоб радость этих крыш Не потревожил холод похоронный,
Чтоб где-то был паром на берегу, И ребятня на улочке знакомой, И катерок, зимующий в снегу, И «Беларусь», спешащий за соломой...
1979

* * *

Со всеми грачами, стрижами Хоромы – считай, терема – Берут за гроши горожане В пустующих селах дома.
Летят «Жигуленки» и «Лады» По следу телег и саней. Не стало привычного лада У старых лиричных плетней.