6
Отец все с рыбалкой хлопочет,
Смеется, мол, это в крови!
А мать возле печки:
– Сыночек,
Ты зря земляков не гневи!..
Заря заливала избенку,
И радостно было вдвойне
Смотреть на родную сестренку:
Она улыбалась во сне.
Он думал опять о прекрасных,
О славных, о будущих днях,
Грядущих – под знаменем красным,
В каких-то прекрасных огнях.
О счастье, которого ради,
На Зимний ходил в октябре.
А солнышко вниз по ограде
Катилось навстречу жаре.
Катилось, катилось, катилось,
Покуда, не встав на дыбы,
У церкви не остановилось,
У ветхой ее городьбы.
А тут вся округа – домашне,
На церковь привычно крестясь,
Ждала, будто дождика пашня,
Что скажет уездная власть!
И только пудово и грузно,
В кудели бород и усов,
Презрительно семечки лузгал
Синклит деревенских тузов.
Сказал Тимофей:
– Крестьяне!
Крещен я, известно вам,
Но в красное верю знамя,
И жизнь за него отдам.
Царей уже песни спеты,
Настал мироедов час!
Поймите, что власть Советов
Надолго. Она – для вас...
Толпа промолчала.
И с визгом Зарубин взорлил:
– Мужики!
Он брешет...
Убить коммуниста!
– Убъем! – стервенели сынки.
И ринулись.
Ахнули бабы.
Корушин за маузер:
– Ну!
Давай! Тут и ляжете,
Гады! –
И выстрел прошил тишину.
Ушел он под облако.
Стыла Густая небесная синь.
– Сейчас я топориком с тыла!
– Сквитаемся враз. И – аминь!
Шипел кто-то злобно. Померкли
Окрестности. Вопли и рев.
С горячего купола церкви
Скатилась шрапнель воробьев.
Достойней добром отступиться,
Чем тупо ломить на «ура!»
Он видел: светилась на лицах
Горячая сталь топора.
А вскоре на небе багряно
Пластал предзакатный пожар.
Вороны орали над рямом, –
Туда отступил комиссар.
Орали вороны, кружили,
Как будто они заодно
С врагами, что рям окружили,
Кричали: «Убьем все равно!»
Полынные ночи июня,
Багульника цвет неземной.
И радости хочется юной,
Хорошей любви под луной.
Живого тепла и участья,
Простого достатка в избе.
Не много ведь надо для счастья,
Коль молодость вся при тебе!
Измученный гнусом, под утро,
Когда уж ворота скрипят,
Он выполз. Роса перламутром
Цвела. И – нигде «зарубят».
С версту он прополз через поле
Таился в кустах тальника,
Скитался по займищам. Воля!
Не знал, что так воля сладка!
Вот город. И галки на храме.
А там и свои. И вот-вот...
Но там белочехи штыками
Сверкали. И бил пулемет.
И огненно солнце вставало,
И было в огне полстраны.
Не знал он, что это начало
Свирепой гражданской войны.
* * *
Сюжетные поиски слова
Щедрей на родной стороне.
Однажды в село Окунево
Случилось заехать – к родне.
Привычно мотаясь по свету,
Я часто о доме скучал.
И долго в тот вечер портреты
В простенках опять изучал:
Обычные русские люди...
– А этот, прости уж меня,
Спросил я у бабки, –
Кто будет? Вздохнула:
– Да тоже родня!
Брат деда! – промолвила с жаром, –
Он с красными знался. Беда...
– Я слышал, он был комиссаром, –
А что же потом? Ни следа...
– Потом? Не спеши, погоди же!
Стара я. Все жалюсь врачам...
Серьезный он был. И как ты же,
О чем-то писал по ночам.
В нужде они, помнится, жили, –
И эти убивцы, рвачи,
Зарубины, их не любили! –
Она шелестела с печи, –
Что было-то, Господи боже...
Но понял я, бабка права –
Нельзя беспричинно тревожить
Сочившие кровью слова...
Под утро расцветились пожни,
И я в несусветную рань
Умчал по делам неотложным
В какую-то тьмуторакань.
В верхах были крупные свары:
Тот так, тот не этак повел...
Поздней уж про жизнь комиссара
В газете заметку прочел.
А что мне чужие опенки?
И чья тут вина, не вина?
У белых во мрачном застенке
Хлебнул он мурцовки сполна.
Бежал, распростуженный весь, и
Поздней – без вины, без суда,
Погинул он в годы репрессий.
Своих вырубали тогда...