Выбрать главу

– Хорошая у вас дочь. Только что звонила. И ваш зять утром был… Я вам ставлю высшую категорию питания. И еще, в плане большого уважения и исключения, на ужин двести грамм красного вина или сто водки, чтобы радиацию вывести.

Я замахал руками, в жизни не пил и не хочу.

– Ха-ха, тогда я за вас выпью… А вам пришлю снотворное, жидкое. Выздоравливайте.

Тот же день, после ужина

Высшая категория питания! На ужин – гора хлеба и две уже несвежие котлеты. Видимо, кто-то из моих соседей на обед не съел, я их тоже не съем, не могу, хотя есть хочу… Попробую снотворное. Я такого пузырька и не видел, заморское, наверное, американское.

24 декабря, ночь

Вот это снотворное! Помню, как я страдал после операции. Никакие уколы не помогали. А это, видимо, настоящее снотворное. Просто вырубился. Зять, наверное, щедро заплатил. Все проспал. Семь пропущенных звонков дочери. Маккхал трижды звонил. Сообщения от них же. К ним звонить, писать уже поздно. Три часа ночи. А вот сообщение из дома, от родных односельчан. В горах похолодало, выпал снег. Интересно, как там моя живность? Я ведь под конец зажиточным горцем стал. У меня небольшая пасека – пять ульев. Есть собака – сосед щенка подарил. Есть кот – сам ко мне еще котенком забрел, а может, кто-то подбросил. Собака не пропадет. А вот кота я соседям отдал, они в километре от меня живут. Этот кот, говорят, когда я выезжаю, каждое утро к моему дому бегает – меня не найдет, к вечеру обратно к соседям. Но самое мое большое богатство – кони, почти табун – семь голов. Могло бы быть больше. Однако каждый год то медведи, то волки, то барсы двух-трех съедают. Это хозяйство не в тягость. Лишь за пчелами я слежу. А табун… а табун свободно по горам ходит. Бывает летом, особенно если дождей нет, я их месяцами не вижу, уходят совсем далеко, высоко, чуть ли не под ледники. Там трава совсем маленькая, да видать, очень вкусная. А вот зимой, когда сильные холода, снег и голодные волки преследуют, они к дому тянутся: здесь я им даю кукурузу, овес, соль. Да и родничок мой никогда не замерзает. Как хорошо в родном доме, на родной земле! Поздно я это узнал, оценил. Хотя судьба всячески подталкивала… ведь квартиру мне в «Грознефти» так и не дали. Все говорили – женись, будем решать, а холостым можно и в общаге. Это мне говорили не только на работе, но и родственники, и друзья, ведь мне уже было за тридцать. И если честно, то я сам мечтал и хотел жениться, и сватали меня, на смотрины водили, но душа ни к кому не лежала. Да вот как-то прямо к нам в объединение на Новый год приехали артисты из местной филармонии, и мне одна девушка-артистка очень приглянулась. Как я позже понял, особыми талантами она не блистала, но сценой всю жизнь проболела, хоть была на вторых ролях, подпевала, на гармошке играла, прилично танцевала – это из-за фигуры: высокая, тонкая, стройная. Я так влюбился, таким поклонником стал, что все концерты с ее участием стал посещать. Познакомились, стали общаться, а тут мои родственники и сыновья дяди Гехо недовольны – какая из артистки жена. Но я ей все, как есть, про себя рассказал, а особо и говорить нечего, сделал предложение, правда, с одним условием – моя жена на сцене выступать не будет.

– А работать в филармонии? – спросила она.

– Я прокормлю. Хорошо зарабатываю, – важничал я.

Тихо, скромно поженились, привел я ее в общежитие, а через неделю, как раз на следующие выходные, повез на родной надел. Я столько ей про свои горы рассказывал, а в тот раз, как назло, в горах холодно, ветер, дождь моросит и туман, красот не видно.

– Родник вкусный, – лишь сказала она, дрожа от холода. Нам до дороги километров пять возвращаться, и не факт, что какая-то попутка подберет, а рейсовых никогда и не было. А она к тому же, вопреки моим советам, как невеста нарядилась, на каблуках, а теперь оказалась вся в грязи. Словом, более о моей сказочной родине она слышать не хотела, а я пошел в профком, показал свидетельство о браке.

– Хорошо. Поздравляем. Пишите заявление на жилье, теперь как семейный… Даты поставьте.

Как раз в это время в объединении сдавали новый дом, но в списке моей фамилии не оказалось. Я возмутился, а мне в ответ:

– Что вы хотите? Вы только что женились, и детей у вас нет, и заявление только что подали. Ждите пока построим новый дом.

В те годы дома строились, если даже строились, не как сейчас, а чуть ли не десятилетиями. Я считал это несправедливым и подал жалобу на контору в суд: дело проиграл. Сегодня не хочется писать, что все было оттого, что много выступал, или оттого, что был чеченцем. Нет! Потому что сегодня, когда в руководстве «Грознефти», входящей в «Роснефть», да и не только «Грознефти» – одни чеченцы, ситуация, отнюдь, не улучшилась… А тогда я и сам знал, и мне подсказали, что в «Грознефти» у меня более роста не будет, а могут и вовсе уволить или сократить. Кое-какие сбережения у меня уже были, и я тогда подумал – надо в родном ауле дом построить, хотя бы по выходным и в отпуске буду там жить. Но жена об этом и слышать не пожелала, она советовала вступить в кооператив на постройку жилья. А об этом я слышать не желал. Я знал, что за мой добросовестный труд мне должны дать в объединении жилье, ведь другим, даже тем, кто гораздо позже меня устроился на работу, квартиры дали. Поэтому я искал справедливости, а мне вдруг, как молодому коммунисту и специалисту, предложили поехать осваивать новые месторождения нефти огромной страны – там и зарплата побольше и желанные квадратные метры сразу дают.