Забегая вперед, отмечу, что под иным соусом, да вернулась. Началась война. В Грозный к руководству русские пришли. И меня нашли, на работу позвали, ведь война войной, а нефть добывать надо, очень дорогой к тому времени стал этот продукт. Но я не об этом. Сквозь руины, еще шла война, я пошел к прокурору, к русскому прокурору, помню, он был сибиряк. С собой понес справку судмедэкспертизы, свидетельские показания и прочие документы, кои тщательно хранил. Я просто исполнил данное самому себе слово и даже об этом забыл, а тут вдруг, оказывается, моего давнего обидчика в компьютер занесли и на одном блокпосту задержали. Ой, как я пожалел. Этот воришка, понятно – харам, сколько нефти не воровал, а в хибаре жил, и ту разбомбили. А мне, не говоря уж об остальном, пришлось четыре раза на суд в Ставрополь ездить, и я каждый раз в устной и письменной форме отказывался от своих показаний, мол, давно простил, но его осудили за хищение госсобственности – три года колонии общего режима. Чем не советская власть?!
Те же сутки, вечером
Понятно, что меня и сегодня не выписали. А день был очень тяжелый, и мне очень стыдно. Эти проклятые камеры наблюдения! Вроде боятся надо лишь Бога, он всё видит, а тут все за мной следят. Мой вечно веселый радиодоктор сегодня такой злой. Еще бы, у него билет на завтра, а меня радиация не покидает. Все утро он мне звонил, с обедом какие-то сверхредкие и дорогие, как он сказал, пилюли прислал. А потом отчитал:
– В кого вы там постоянно стреляете, целитесь? Вы, чеченцы, помешались на войнах. Хватит воевать! Успокойтесь! С таким настроением и напряжением и без капсул радиационный фон будет… перестаньте всех убивать, как ребенок в войнушку играете.
Что на такое ответишь? Я даже не промычал в ответ. Под видеонадзором и консультацией радиодоктора закачал моторчиком пилюли в живот – ох, как они прожгли все нутро. После этого водопроводную воду заливал, словно пожар тушил. К счастью, все быстро прошло, и потянуло ко сну. Но я не вырубился, потому что от первого же звонка вскочил – дочь, моя Шовда, как родной родничок, тихо плачет. Я в курсе проблемы – у меня и зятя билеты на ночной рейс в Вену. С зятем у меня контакта нет, в этом отношении, впрочем, как и в остальном, я консервативен, а вот дочери и свату Маккхалу послал сообщения, даже приказ – пусть зять улетает. Концерт! Как я ненавидел эти концерты. А теперь очень мечтал попасть – увы!..
О, моя клетка, моя камера чуть приоткрылась – ужин.
Те же сутки, вечером
Для меня прием пищи – это действительно прием, и не надо думать, что здесь, несмотря на огромную плату, хорошо кормят. Тем более что кормят в зависимости от состояния здоровья или по какой-то особой диете, как в моем случае. Нет, здесь все как в экономклассе самого дешевого самолета. Общий стандарт, чтобы с голоду не помереть. Но за меня, помимо платы за лечение, еще солидно доплачивают, и мой рацион на зависть богат… Да беда в том, что я это разом поглотить не могу, даже здоровый человек не смог бы, а холодильника здесь нет, не предусмотрено. Еда портится. А я и сам «благоухаю», а тут еще эти запахи. В итоге, я пытаюсь, когда контейнер после еды забирают, набить его остатками еды. Тогда, порою, контейнер застревает, начинает медсестра звонить, материться. Вначале меня это даже смешило. А теперь выводит из себя, и я мычу, потом начинаю бить в дверь – камеры все видят, и меня предупреждают, если еще буду буянить, то никто не зайдет – для контакта я еще опасен, а вот какой-то анестезирующий газ пустят – и хана, вмиг успокоюсь. Ко мне этот операционный газ еще не пускали. Но когда я лежал в прошлый раз, кому-то из соседней палаты, видать, запустили, а я и здесь еле высидел – такая отрава, неделю глаза слезились. А мне глаза сейчас, ой, как нужны. Очень нужны. Я буду стрелять, должен стрелять, и, не дай Бог, промахнуться с первого, максимум со второго выстрела – тогда все, жизнь насмарку…
Нет. Я смогу, я не промажу.
Те же сутки, полночь
По-моему, я схожу с ума или сошел… Это от одиночества. Хотя… я ведь люблю одиночество, избегаю людей. Так это в родных горах, где мне говорить, точнее мычать, не надо. Они – мой родник, мои горы, мои ущелья, мой воздух, мое солнце и моя луна, как и мои орлы – все меня слышат, понимают, со мной общаются, подсказывают, успокаивают, то есть говорят: прости всех, ведь только Всевышний всем судья! – а ты посмотри вокруг, как красиво, вечно, величаво; да, и здесь бывают бури и ураганы, как и в жизни людей, и порою такой вихрь, свист, свирепый дождь, град, снег, что кажется – все сметет, смоет, унесет, но все пройдет, все проходит, а эта буря только очищает нас, делает воздух чистым, а камни блестящими, ледники свежими; и мы по-прежнему, как и тысячу лет до этого, живем в гармонии и согласии, и ты так живи, живи в гармонии с нами и с самим собой.