— Да, раздробленные кости… — вздохнул третий, самый молодой из всех лекарей, худой и длинный, как жердь.
— Особенно правая рука, — продолжил старик. — Даже если срастется, будет короче левой. Да и со связками там беда — он не сможет управлять пальцами…
— Он молод, силен и он — носитель акады, — прервал его рыжебородый. — Не нам судить, что он сможет, а что — нет.
— Это ведь к нему приходила девушка? — спросил молодой. — Или к парню со змеями?
— К нему, — отозвался рыжебородый. — К Эшу из Сорса…
Дальше разговор зазвучал тише, а потом молодой проговорил.
— Да говорю вам, я как-то слышал на рынке про какого-то живодера из Сорса, порешивший всех приговоренных в тюрьме!
Эш вздохнул.
Ну вот, добежала волна до прибрежных камней…
— Как-то, где-то, от кого-то про кого-то что-то слышал? — раздраженно проворчал рыжебородый. — Прелесть какая. Ты бы язык за зубами попридержал, говорить так о носителе акады! Его вон даже в крепости знают! А слухи — это мусор, об который достойный человек не должен марать свои уши.
— Я ничего не знаю про приговоренных, но этот юноша разломал двух чудовищ буквально у меня на глазах!.. — заговорил старик. — И если бы я этого не видел, я бы не поверил, что в ком-то может быть такая сила!
— Да кто знает, что с теми беднягами случилось на самом деле! — заметил рыжебородый. — И вообще, было ли такое на самом деле. Признаться, я даже сомневаюсь, действительно ли это имя — его. Поскольку до сих пор я как-то не слышал, чтобы у нас в Сорсе рождались аристократы. Да и Белый его почему-то называл не по имени, а тринадцатым.
И тут Эш услышал незнакомый женский голос.
— Я точно знаю только одно — лицо этого молодого воина есть на стене в зиккурате.
— Что?.. — охнул молодой. — Как это?
— И мужчина с длинными волосами, прибывший позже, там тоже есть. Только, говорят, лицо сколото… И второй, который с акадой, там будто бы тоже есть, только старый и с бородой…
— Матушка Фира, право, преувеличивает, — с легким пренебрежением в голосе заявил старик. — Конечно, в зиккурате нарисовано много воинов, и кто-нибудь из них, возможно, похож…
— Ну, в сколотые лица и бородатых стариков я, признаться, не особо верю, — отозвался рыжий. — Но вот нашего главного спасителя лично я собственными глазами на стене святилища видел.
— Вы настолько религиозны? — удивился молодой.
— Нет, это я настолько любопытен. И пока ездил за дополнительным бальзамом к аптекарю, зашел на минуту в зиккурат…
Их голоса снова стали тише.
Эш открыл глаза. Окинул взглядом небольшую светлую комнату с чисто застеленными кроватями — здесь их было четыре, и одна сейчас пустовала. Перед окном, деликатно прикрытым тонкими льняными занавесками, стоял большой стол со склянками, ножами, пилами, бинтами и порошками в глиняных плошках. А сбоку от него располагались несколько стульев и большая высокая лавка с толстыми и крепкими ремнями.
Несколько минут Эш смотрел на лавку, набираясь решимости.
Оставаться с перебитыми руками он не собирался.
И, кроме того, была еще одна причина пойти на решительный шаг. Это устройство, о котором говорила мать. То самое, с помощью которого Единый всегда мог отследить перемещения своего тринадцатого дингира — по крайней мере, она уверяла его в этом.
Кто знает, может, если бы этого устройства не было, Единый не послал бы своих чудовищ в Уршу.
— Дарий!..
— Эй, ты не спишь? — обеспокоенно спросил тот, подхватываясь со своего места. — Ты вообще как? Плохо, или ничего?..
Эш попытался улыбнуться.
— Судя по всему, так себе, но могло быть и хуже. Слушай, Дар… Ты должен сделать для меня кое-что.
— Все, что хочешь, — с готовностью отозвался Дарий. — К тебе Айю привести?
— Нет. Вот этого сейчас точно делать не нужно…
— Тогда что?
— Ты должен убить меня.
Глаза Дария испуганно округлились.
— Что?.. Я? Зачем???
— Да тише ты…
Эш устало прикрыл глаза.
— Только нужно выставить лекарей из соседней комнаты. Наши-то парни теперь сутки не проснутся после бальзама, а вот лекари… Скажи, у одного из нас небольшое эхо. Чтобы никто не удивился крику.
Дарий побледнел и испуганно затряс головой.
— Ты что, Эш? Я… Я не смогу!
— А что, лучше остаться с переломанными руками на всю жизнь и с устройством Единого в груди?
— Каким еще устройством?
— Понятия не имею. Но мать уверяла, что старый хрыч вживил мне какую-то штуку под дых, с помощью которой может следить, куда я иду. И раз уж я умру, тебе ничто не помешает попытаться найти во мне что-то инородное.