— Боишься, что мы на свою смерть опоздаем? — усмехнулся Червь.
— Вот это вряд ли, — усмехнулся толстый стражник с ключами в руках.
— Нам велено доставить вас срочно, так что оглоблями живей переставляем! — нахмурился начальник стражи, и вся процессия двинулась вперед, к выходу из тюрьмы.
Когда в конце коридора открылись ворота, впуская дневной свет и морозную свежесть, Шаккан невольно сощурился с непривычки. И с жадностью вдохнул вкусный воздух, от которого, как от родниковой воды, приятно обжигало внутри.
Маленький тюремный двор, похоже, сегодня толком никто не расчищал. Нетронутые шапки снега крупными кристаллами сверкали под зимним солнцем, рыхлая каша на дороге поднималась выше щиколоток.
— Как хорошо! — невольно выдохнул Шаккан, поднимая глаза к лазурному небу. — Хорошо...
— Живей! — рявкнул начальник, и юноше в спину больно ткнулся наконечник копья.
Опустив голову, узник ускорил шаг.
Стража провела дингиров через двор, к большим черным воротам в крепостной стене. Ворота открылись, и, пропустив узников внутрь, немедленно закрылись. Снаружи загрохотали запоры.
А дингиры со своим конвоем очутились в просторном холле с очень высоким потолком и без единого окна. Вдоль стен полыхали факелы. А в глубине холла, где виднелась ведущая вниз лестница, в расслабленных позах и переговариваясь между собой стояли воины в красных доспехах. Среди них Шаккан увидел Птицу — в новом кожаном костюме, с мечом в ножнах.
— Вот с-сука, — сквозь зубы процедил Гидра. — Ну что, всех красногрудых обслужила, наследница?
Один из красногрудых сделал неприметный жест рукой. И в то же мгновение перед Гидрой блеснул золотой хлыст, который со свистом рассек воздух и обрушился на пленника. Гидра вскрикнул, пошатнувшись — но на ногах устоял. Через все его лицо от лба до подбородка и на незащищенной панцирем руке проступила кровавая линия.
— Язык свой прикуси! — прошипела Птица.
— Расковать их, — приказал один из красногрудых — высокий, статный мужчина лет пятидесяти, с коричневым от постоянного пребывания на солнце лицом и глубокими морщинами вокруг глаз и на лбу.
Конвоиры засуетились возле дингиров. Шаккан чувствовал, как они исподтишка бросают на пленников опасливые взгляды — все-таки Гидра и Червь пугали их.
Наконец, защитные панцири были сняты. Червь с наслаждением улыбнулся, расправляя плечи. Стигма засветилась на его обнаженной спине. Гидра запястьем стер набрякшую над бровью кровавую каплю и спросил:
— И оружие нам тоже дадут? Или мечи только для родовитых щелок?
— Раздать оружие, — опять приказал немолодой воин с загорелым лицом.
Надзиратели нехотя передали каждому из дингиров меч в ножнах.
— А теперь — на арену. И да благословят акады ваш поединок! — провозгласил загорелый.
— Кто с кем будет биться? — спросил Червь.
— Все со всеми, — коротко ответил ему воин.
— Как это? — удивился Гидра. — Нам сказали, будет брошен жребий, и...
— Представители двенадцати акад изменили свое решение, — перебил его загорелый. — Следуйте за мной!
Он двинулся вниз по ступеням. Птица первой поспешила за ним. Потом, недовольно крякнув, не лестницу ступил Гидра.
— Видать, наш тринадцатый-то неподалеку? — негромко проговорил он, проходя мимо Червя.
— Кто знает, — так же быстро и тихо ответил ему Червь.
Шаккан плелся за всеми последним. Он нес перед собой меч в ножнах, будто чью-то отрубленную руку.
Ступени сначала вели в какое-то подземелье, а потом начали круто подниматься наверх — и вскоре все четверо оказались перед небольшими подъемными воротами, через решетку которых виднелся белый день и небольшая песчаная арена с трибунами.
Два силача при виде дингиров, лязгая цепями, принялись поднимать тяжелую решетку.
Птица, поднырнув под нее, вылетела на арену первой. Следом неспешной походкой вышли Червь и Гидра. Позади всех плелся Шаккан, и решетка за его спиной с грохотом опустилась.
Юноша вздрогнул и остановился. Подняв голову, он с удивлением обнаружил, что трехъярусные трибуны забиты людьми, хотя вокруг царила тишина. Десятки глаз внимательно и при этом равнодушно взирали на бойцов, трое из которых были обречены закончить свою жизнь здесь, на этой арене.
В первом ряду особенно выделялась группа жрецов в белых одеяниях, с непокрытыми седыми головами. Они, казалось, особенно напряженно всматривались в дингиров, обсуждая что-то между собой на ухо и шепотом.
— Хоть бы погудели, руками помахали в знак приветствия! — злобно крикнул трибунам Гидра с застывшей на губах фальшивой усмешкой. — Люди даже фиглярам на площадях машут!
— Так то — люди, — заметил Червь, с невозмутимым лицом доставая из ножен свой меч. — А здесь — аристократы. Тонкая разница, брат.
Неожиданный удар гонга заставил всех вздрогнуть.
Кроме Птицы.
Не задерживаясь ни на секунду, она с готовностью вскинула оружие, и над ареной прозвенел громкий, пронзительный птичий крик. Откуда-то сверху, будто с неба, посыпались тонкие желто-зеленые дротики.
Шаккан весь сжался, ожидая боли.
Но, как ни странно, ни один из дротиков не вонзился в его тело, как если бы юношу защищала железная броня.
Гидра с воплем бросился на Птицу. Червь, стиснув зубы, рванулся за ним, унося на плечах множество мелких ран. Все вокруг заволокло зеленоватой мглой, а люди на трибунах превратились в ослепительные золотые силуэты.
Удивленный шелест пронесся по рядам зрителей. Жрецы повскакивали со своих мест.
— Носитель акады!.. — донеслось до слуха Шаккана.
— Смотрите, он — носитель!.. Его защищает акада!
Шаккан взглянул на самого себя.
И понял, отчего все так взбудоражены — ведь он, дингир, сейчас точно так же сиял золотом, как и они!
Ни один дикий дух не омрачал чистоты его сияния. И этот свет акады, как панцирь, только что защитил его от атаки Птицы!
Между тем Червь с обнаженным мечом подскочил к девушке, а Гидра, опустившись на одно колено, вонзил руку в песок. Почва вокруг отбивающейся Птицы зашевелилась, и из нее принялись одна за другой выползать здоровенные узорчатые змеи.
Послушные воле своего призывателя, твари бросились под ноги девушке. Та снова громко, пронзительно закричала — но в этот раз не по-птичьи, а по-человечески...
От боли в груди Шаккан содрогнулся и закрыл глаза.
Он не хотел видеть, как вчерашние соратники убивают друг друга. Слишком хорошо он помнил, как все сидели за одним столом — как семья, как единомышленники.
И вот теперь — такой конец!
Бросив меч, юноша не открывая глаз сел на песок, который почему-то казался теплым.
Как его когда-то учил наставник в маленьком доме, затерянном в проклятых землях Иркаллы.
«Боль и радость нужно встречать с любовью» — говорил отшельник.
Потому что и то, и другое — жизнь.
Если можешь что-то изменить и сделать лучше — измени и сделай.
А если не можешь — то делай то, что можешь. Например, сделать лучше самого себя. Нельзя отвечать за всех и все. Но за самого себя — просто необходимо. Потому что если ты не способен отвечать за собственные поступки, то, значит, и не человек ты вовсе. А неразумное животное.
Остановить творящееся вокруг убийство Шаккан не мог.
Но в его власти было самому не становиться убийцей.
Он сидел на песке — невозмутимый и безмятежный золотой силуэт посреди кровавых брызг и ползущих змей. И не видел, как упала обезглавленная Птица. И как постепенно на трибунах все начали подниматься на ноги, глядя на то, как клубящиеся вокруг золотого юноши змеи вздрагивают и ежатся от прикосновения к его коже. Как в пятый раз Гидра вырывался из-под натиска Червя и швырял Шаккану в голову созданный энергией дикого духа ядовитый клинок, мерцающий зеленью — но приблизившись к юноше, клинки исчезали, не причинив ни малейшего вреда.
— Носитель акады не может участвовать в поединке дингиров! — сквозь нарастающий гул толпы прокричал вдруг один из старцев-жрецов. Его голос был дребезжащим, но неожиданно громким для такого щуплого и ветхого человека. — Это нарушение баланса, этого не должно быть! Дикие духи не воспринимают акаду как дуэльную цель, это нужно остановить!..