И тут удильщику под ноги попал скользкий рыбий хвост. Каблук звонко чиркнул по булыжнику железным подбоем, и дингир, пытаясь удержаться на ногах, ухватился за изрубленную мечом деревянную решетчатую стойку для выделанных шкур.
Та покачнулась, заскрипела от неожиданной тяжести, жалобно хрустнула и развалилась.
Карлик упал, а сверху на него рухнула двухметровая стойка.
Дингир тоненько, пронзительно вскрикнул — и в этот самый момент Эш уже настиг его.
Поставив ногу на деревянную решетку, он слегка надавил на нее, не без удовольствия расплющивая стойкой загнавшего себя в ловушку врага.
— Вот и на твою задницу невод нашелся. Да, удильщик? — сказал он, наклоняясь к дингиру.
Тот забился под решеткой, как если бы и правда был выброшенной на берег рыбой.
— Не надо… Не надо, пожалуйста!.. — шумно дыша, совсем в другом тоне заговорил вдруг карлик. — Пожалуйста! Ну какой я тебе противник, а?.. Ну посмотри же на меня и на себя. Чем это будет отличаться от убийства беспомощной женщины, а?..
— Вот ты как запел… — проговорил Эш, с прищуром вглядываясь в дингира.
— Послушай, ну не я же выбирал себе эту судьбу! — воскликнул карлик, пытаясь сдвинуть лицо таким образом, чтобы перекладина не раздавливала нос. — Я не виноват, так вышло!.. Пожалей, ну пожалуйста!..
Но Эш вовсе не собирался его жалеть.
Он убрал ногу и схватился за решетку руками, чтобы отбросить стойку в сторону.
И в этот миг лицо карлика преобразилось. Оно стало темным и блестящим, как тело самой рыбы-удильщика, челюсти выдвинулись вперед и разомкнулись, вгрызаясь в дерево вытянувшимися из десен очень длинными и острыми зубами. Эш едва успел одернуть руку.
— Вот падаль… — выругался он.
Ногой отшвырнув решетку в сторону, молодой ворон схватил карлика за волосы на макушке и чуть приподнял. Удильщик взвыл, впустую залязгал зубами, пытаясь дотянуться до обидчика.
Эш, сморщившись от отвращения, медленно погрузил в коричневый, покрытый слизью лоб черные когти. Его добыча осипла от крика, уродливая пасть исчезла.
— Не надо! Не надо!!! — истошно кричал карлик.
— Думаю, Верра говорила тебе то же самое, — сказал парень, вгоняя когти еще глубже.
«Прими…» — сдавленным шепотом проговорил побежденный дух. «Прими меня…»
— Да ну тебя нахрен, — содрогнулся Эш.
И тут он услышал шепот ворона.
«Он — мой! Прими и отдай его мне!..»
Эш вздохнул.
— Ладно. Принимаю…
И он рывком содрал с карлика лицо.
Холодное, липкое ощущение коснулось руки юноши, как если бы огромный невидимый слизень начал взбираться по его предплечью. Холодок поднялся до плеча, скользнул по груди и, добравшись до подбородка, застрял тошнотворным комком в гортани.
На мгновение мысленным взором Эш увидел логово древнего ворона.
Зловещее древо шумно выгибало свои живые ветви.
У корней древа лежала огромная черная туша. Она дергала хвостом и лязгала зубами. А ворон, укутанный в старый изорванный плащ, низко склонился над ним и взмахом когтей вырвал часть живой плоти. И швырнул ее дереву.
Десятки жадных рук принялись разрывать подарок на части, а древо начало наполняться серебристым свечением.
Ворон, многозначительно кивнув Эшу, принялся отрезать новый кусок от еще живой рыбы…
Парень встрепенулся, отгоняя внезапное наваждение.
И увидел, что свет солнца стал ядовито-зеленым. Его сияние ослепило Эша. Болезненное жжение материнской стигмы достигло своего апогея. Оно пронзало насквозь, точно древо на груди вонзило живые корни ему в плоть, прорастая сквозь молодого дингира, вырвавшего свою первую победу. Стиснув челюсти, он с трудом сдерживал рвущийся из груди крик. Перед глазами все поплыло. Очертания выстроенных вокруг площади стражников, Шеда с Дарием, разгромленный рынок — все слилось в размытые темные пятна на ослепительном зеленом фоне.
И только три фигуры он видел сейчас отчетливо.
И это были не стигматики, и не поверженный дингир.
Это были женщины, похожие одна на другую, как родные сестры.
С необычайной четкостью Эш видел их одинаковые черные платья, на груди у каждой поблескивал большой кулон, волосы с проседью свисали клочьями у висков и шевелились на ветру.
— Какой славный мальчик, — услышал Эш зловещий шепот. — Осталось только, чтобы он вспомнил.
— Сны уже ведут его к началу пути, — ответил шепоту приглушенный женский голос. — Время близится…
А потом раздался неразборчивый, искаженный бас.
— Время уже почти пришло. Правило двенадцати и одного вступает в силу…