Бальзам действительно отлично подсушил отметины и затянул их коричневатой корочкой. А по краям будущих шрамов все еще виднелись сине-лиловые следы парализующего яда.
Нож в руке Дария замер и медленно опустился, вместо того чтобы скоблить вторую щеку.
— Ба… Кто это тебя так, когда?.. — проговорил он.
— Разбойники, видимо, — хмыкнул Эш. — В знак благодарности, что я им ворота открыл.
— Богатые, однако, разбойники, — заметил тот. — флакон этой штуки стоит, как бриллиантовая пряжка.
— Вот этого я не знаю — не покупал. Ни того, ни другого.
Дарий осекся, умолк.
— Эй, ты закончил? Нож один на всех! — прикрикнул на Дария кряжистый мужичок с крючковатым носом.
Тот покосился на недовольного.
— Подождешь две минуты, — спокойно заявил Дарий.
— А ну-ка без ругани! — вмешался в происходящее надсмотрщик, стоявший у дверей. — А ты, волосатый, заканчивай. Твое время вышло!..
Пока выясняли, кто будет бриться следующим, Эш опустил руки в несвежую мыльную воду. Сбитые веревками и изъеденные гнусом запястья защипало.
Так значит, Ник тоже из вороньего гнезда. И, судя по всему, он действительно настроен поддержать брата, хотя здесь это и не приветствуется.
И он сказал, что не только аристократы могу носить стигму. Во Внутреннем круге за такое предположение можно было получить обвинение в клевете на светлейшие дома и в ереси. Но здесь, судя по всему, все было иначе. И белоголовый убийца со своими подельниками мог прийти именно из этих мест — вот только как? Жители Внешнего круга для защитных акад были чужаками, несущими на себе следы воздействия диких враждебных духов. Находиться за стеной длительное время для них совершенно невозможно…
Или, по крайней мере, так считалось.
Разогнувшись, Эш потянулся за куском бесформенно расплывшегося вонючего мыла — и вдруг заметил, что лысый здоровяк почти в упор разглядывает его, смывая коричневую пену с узловатых крепких рук, покрытых от запястий до локтей множеством тонких белых шрамов. От его недоброго полубезумного взгляда Эшу стало жутко. И тем не менее он как можно резче спросил:
— Чего надо?
Лысый странно оскалился, обнажая крупные белые зубы с заметно выступающими клыками и, казалось, собирался было что-то ответить, но возглас Дария отвлек его.
— Эй, не плюй в общую лохань, выхухоль сраная! — рявкнул вдруг тот на носатого рыжего парня. Лысый, скривившись, обернулся к рыжему, позабыв про Эша.
— Ты?..
— А ну заткнулись все, сказал! — прикрикнул на смертников стражник, стоявший у входа.
Эш облегченно выдохнул, отошел от лохани и благодарно кивнул Дарию. Тот беззаботно подмигнул в ответ.
Похоже, специфическая компания его не особенно удручала. По крайней мере, держался он более чем уверенно.
Никкаль вернулся за своими минут через десять, держа в руке связку полупустых наплечных мешков с провиантом. При виде их Эш сразу вспомнил, насколько он голоден, но командир приказал следовать за ним в зал коленопреклонений, не оставляя ни шанса хоть что-то забросить в разболевшийся от голода желудок.
— Ненавижу все эти свечи, ритуальные завывания, и масляных жрецов, — буркнул Дарий. — Вообще интересно, кому они здесь колени преклоняют. Акадам, которые их не услышат?
Эш промолчал.
Зал коленопреклонений располагался в одном из дальних угловых зданий. Переступив порог, все очутились в маленькой тускло освещенной комнатке. Рядом со входом располагался стол с огромной раскрытой книгой и письменными принадлежностями. Дальше вдоль беленых стен без окон стояли напольные подсвечники, залитые причудливыми наростами оплавившегося воска и кадильницы, в которых не вспыхивало ни одного уголька. Вместо «небесного крыльца» с пятью ступенями и белоснежной бархатной подушкой, на которую полагалось вставать коленом, давая обет, в центре комнаты прямо на полу лежало что-то, похожее на серый мешок, набитый комковатым тряпьем.
А вместо «ритуальных завываний» в зале стоял богатырский храп.
— Достопочтенный Уту! — угрожающим тоном позвал жреца Ник.
Храп на мгновенье стих, но тут же возобновился с новой силой.
— Достопочтенный Уту, мать твою, к тебе люди пришли!! — гаркнул командир, хлопнув ладонью по столу.
Храп прекратился. Откуда-то донеслось недовольное приглушенное ворчание, и часть беленой стены выдвинулась вперед, приоткрывая проход в тайную каморку. Крепко запахло перегаром.
— Ходют тут, ходют… Ни днем, ни ночью покоя нет от вас… — донеслось недовольное ворчание, и в коленопреклоненный зал вышел, неуверенно ступая, небольшого роста кругленький старичок с засаленной жиденькой бородкой. Одеяние жреца, украшенное золотым шитьем и символами величайших двенадцати акад, топорщилось и заминалось складками на выпирающем круглом животе. — Нет бы по-тихому померли, никому не мешая…