— А что, давай, — кивнул Эш. — Мне на завтра пригодится.
Он сгреб монеты и сунул в карман.
— А еще я сегодня почуял ауру очень сильного духа, — продолжил Дар. — Теперь-то я это состояние различаю. Меня всего аж испариной залило, когда она меня накрыла. А стражники знай себе похохатывают — они-то привычные. Говорят, время кормления скоро, хозяин старается ближе к городу держаться. Такие вот новости. Вообще, дурацкий день…
— Что, лето еще не началось, а ты уже от службы устал? — съехидничал Эш.
Дарий вздохнул.
— Вообще-то как раз сегодня оно и началось…
Парень перестал жевать.
— Правда что ли?..
— Точно тебе говорю.
Тут Эш вспомнил, как очнулся в Черной повозке, каким-то образом пропустив собственный суд.
— Так значит, сегодня первый день Эмеша?.. — озадаченно проговорил он.
С наступлением жаркого сезона на Вороньем мысе всем безродным сиротам, у которых никто не знал точного времени рождения, прибавляли к их возрасту год.
Эш числился одним из таких сирот.
А значит, семнадцать лет были у него позади. И сегодня он прожил первый день нового, восемнадцатого круга.
— Что-то не так? — спросила Шеда.
— Нет, все нормально, — хмыкнул Эш. — Так… Ерунда.
Он поднялся, устало расправил плечи.
— Что-то ужин в меня не лезет, — сказал он. — Пойду я в сарайке посплю…
— Да вот еще! — вспыхнула Шеда. — Думаешь ерунду всякую, иди себе наверх!..
— Как бы да, хорошенько выспаться тебе не помешало бы, — согласился Дарий, но с куда меньшим энтузиазмом, чем девушка.
— Я под любой крышей высплюсь, мне без разницы, — ответил Эш, и, не слушая возражений Шеды, вышел прочь.
Он спустился по ступенькам крыльца и задрал голову, глядя на яркие звезды.
Над Внутренним и Внешним кругом созвездия были одинаковыми. А значит, место с другим рисунком на небе находился далеко отсюда.
Но кроме кругов Эш знал только Иркаллу.
А значит, в этом диком краю живут не только духи, но и люди. И он сам — наполовину родом из проклятых земель.
Или из земель, лежащих еще дальше, чем проклятые.
И то, и другое предположение звучало, как безумие. Но никаких других объяснений Эш придумать не мог.
— Где же мой дом… — пробормотал себе под нос Эш, и в это мгновение ему вдруг показалось, что из темноты за забором на него смотрит человек, закутанный в рваный плащ.
Тряхнув головой, он прогнал наваждение и, позвав хозяйку, направился к сараю.
Верра несколько раз переспросила, действительно ли господин хочет ночевать здесь, и даже предлагала все-таки освободить ему вторую комнату, пока уставший Эш не рыкнул на нее, чтобы отстала со своим гостеприимством и сделала, наконец, то, о чем ее просят.
В сарае у Верры жили кролики и коза с приплодом. И рядом со входом левой стены имелся небольшой закуток для кормового зерна и сена.
Женщина, явно смущаясь, в полумраке приоткрытой двери почти наощупь постелила гостю поверх сена две старые мужские куртки.
И тут взгляд Эша задержался на аккуратно сложенной хозяйственной утвари за дверью. Он тронул носком сапога приставленную к стенке бочком небольшую лохань, и та с грохотом перевернулась, открывая прикрытый старой тряпкой железный фонарь.
Верра вздрогнула.
— А вот фонарь можно было бы и зажечь. Все приятней, чем в темноте, — проговорил он.
Женщина опустила голову.
— Да, конечно… Я сейчас…
Присев к фонарю, она громыхнула крышкой и зажгла свечу. Тусклый свет, пробиваясь сквозь пожелтевшее мутное стекло, осветил небольшой сеновал и смущенное лицо Верры.
— Значит, фонарь безопасный ты имеешь, а детей в темном чулане запираешь? — с безжалостной прямотой спросил Эш.
Женщина только ниже опустила голову.
— Да и как давно ты проверяла детей в своей комнате? Не боишься, что насмерть расшибутся?..
Верра расплакалась.
— Да не держу я их в чулане!.. Что ж у меня, сердца нет совсем? Сажаю только, прежде чем гостей привести… Многие ли захотят на постой в дом с тремя младенцами?.. А так… Жалеют… Остаются, — трясущимися руками она вытерла слезы. — А если стигматики, так вообще… Вот говорят все, что вы злые. Только неправда это. А если еще рассказываю, что от такого же, как они, родила… Так еще и вещичек каких для малят напоследок подарят… — Верра шмыгнула носом. — Хотите — осуждайте, чего уж тут… Только иначе как мне прожить-то? Честный сытым не бывает…