Изничтожение интеллигенции по всей стране и начиналось с этой раздраженности от "ненашести". Но все-таки Аделаиде Герцык повезло. В двадцатых еще попадались следователи, любившие стихи и старавшиеся спасти поэтов, попадавших в их руки. Один молодой следователь попросил Герцык записать для него "Подвальные стихи" и посвятить их ему, а потом отпустил ее на волю. Но вольной воли уже не было.
Думаю, что тот следователь освобождением Герцык сам подписал себе приговор – почти исключено, что никто на него не донес. Все такие следователи были уничтожены в тридцатых после "съезда победителей".
Аделаида умерла почти неестественной для ее "ненашести" своей смертью. Она не стала большим поэтом – но без таких людей, как она, хранящих совесть и способных к исповедальности, больших поэтов не может быть.
С.Н. Булгаков написал в 1925 году из Парижа ее сестре Евгении:
"У меня давным-давно, еще в Москве, было о ней чувство, что она не знает греха, стоит не выше его, но как-то вне. И в этом была ее сила, мудрость, очарование, незлобивость, вдохновенность".
В архиве Жуковского есть запись того, что ему сказал Борис Пастернак после смерти Аделаиды: "Конечно, поэтический опыт у нее был и ранее. Но если бы он был смешан с горечью того жизненного, что пришло поздно, перед смертью, то всё это вознесло бы ее Бог знает куда".
Что сейчас там, в Судаке, где была ее могила, на месте снесенного со всеми крестами и надгробиями старого кладбища?
Казино? Пиццерия? Паркинг?