Есть своя логика в том, что именно Гаммония, столь красноречиво расхваливающая прошлое и столь снисходительная к настоящему, дает возможность поэту представить будущее как чудовищное зловоние и гниение. Германию, признающую дикое прошлое нормой, а жалкий прогресс в настоящем — благом, может ждать в будущем только мерзость. Прошлое отравит и будущее. Очиститься от скверны прошлого страстно призывает поэт.
Принципиально важно, что этой ужасающей картиной грядущего поэма не заканчивается. Последняя глава XXVII рисует иное будущее, перекликающееся с «новой песней» главы I. Поэт верит:
«Обращаюсь теперь я…» Авторское «я» прямо заявляет о себе. Это органично для «Зимней сказки», но уже как лирической, исповедальной поэмы с героем-поэтом. Кроме портрета родины, постепенно вырисовывается в поэме и портрет поэта. С ним входит своя тема — тема искусства и человека-творца. Гейне рисует поэта как личность глубоко эмоциональную, ранимую, но не желающую обнаруживать свои чувства перед людьми. Кроме того, его взгляд на мир ироничен по сути: «Тоской по родине я был охвачен», — признается поэт, но тут же добавляет:
Так дает о себе знать всеобщность его иронии. Нарочитая легкомысленность — лишь внешняя манера поведения поэта, подлинного борца, принципиального и смелого, умного и самокритичного. Этому посвящены резкие строки главы XII: поэт признается, что иной раз ему приходилось идти на компромиссы, порой он «во время ненастья укрывался овечьей шкурой», но по самой своей природе он волк, и сердце, и зубы у него волчьи. Гейне позаимствовал этот образ из древнегерманской мифологии, где говорится о гибели богов, о светопреставлении и появлении волка Фенриса, пожирающего старого владыку мира бога Одина. «Волки» в системе символов Гейне по контрасту с рабами-овцами означают те мятежные силы, которые сметут и уничтожат старый и несправедливый мир. Очевидно, для Гейне грядущие силы истории представлялись туманно и, несомненно, в жестоком ореоле. Тем не менее он считал необходимым заявить о своей принадлежности к волчьей стае, а не к овечьему стаду.
В самом конце «Зимней сказки» тема искусства выходит на первый план. Искусство поэта оценивается очень высоко: «Настроены струны лиры моей благороднейших граций руками». Суд искусства — высший суд:
Предсказанное в финале поэмы бессмертие подлинного искусства воплотилось в судьбе этой главной книги Гейне.
Глава четвертая. Великие читатели поэмы
В одном из эпизодов многосерийного телевизионного фильма «Карл Маркс. Молодые годы» режиссера Льва Кулиджанова Генрих Гейне читает в квартире Карла Маркса в Париже на улице Ванно отрывки из поэмы «Германия. Зимняя сказка». Его с интересом слушают Карл и Женни Маркс и их друзья: русский революционер-анархист Михаил Бакунин, руководитель тайного общества немецких рабочих в Париже доктор Эвербек, журналист Арнольд Руге и другие. Поэма встречена с воодушевлением, и тогда Гейне предлагает печатать стихи в социалистической прессе — они сыграют не меньшую роль в мобилизации общественного сознания, чем любая политическая брошюра.
Этот эпизод не придуман создателями фильма, все примерно так и происходило в начале 1844 года, когда Гейне, только что вернувшийся в Париж, постоянно бывал в доме Маркса. Карл Маркс с юных лет увлекался литературой, мечтая стать поэтом, в пору страстной влюбленности в Женни фон Вестфален он исписал три тетрадки лирическими стихами, к которым сам впоследствии относился весьма критически. Гейне рано сделался его любимым современным поэтом. «Рейнская газета», которую редактировал молодой Маркс, вступилась за Гейне, когда после появления «Атта Тролля» либералы стали уличать поэта в измене делу свободы. Маркс не раз использовал сатирический образ героя этой поэмы для критики догматизма и краснобайства. Строки из других произведений Гейне также зачастую цитировались в статьях «Рейнской газеты». Встретившись, поэт и молодой политический мыслитель стали друзьями. Период дружеского общения Гейне с Марксом стал высшим этапом развития его политической лирики. «Маркс мог влиять на Гейне потому, что его слова упали на хорошо подготовленную почву, — верно подметил критик А. Лежнев. — Интерес к коммунизму был подготовлен у Гейне его сенсимонизмом. Уже задолго до встреч с Марксом он внимательно приглядывается к выступлениям французского и английского пролетариата, жадно вслушивается в то, о чем говорят в рабочих кварталах и что возвещают проповедники нового общества»{12}.
Гейне не только читал стихи Марксу и выслушивал мнение о них; друзья вели нескончаемые споры о будущем Германии, обсуждали многие философские вопросы. Антонио Грамши в свое время обратил внимание, что мысль о том, что «французский политический язык эквивалентен языку немецкой классической философии», содержится как в «Святом семействе» К. Маркса, так и в работе Гейне «К истории религии и философии в Германии». Она выражена в ярком сопоставлении: Иммануил Кант «обезглавил» бога, Максимилиан Робеспьер — короля{13}.
У Гейне и молодого Маркса в ту пору на многое были, очевидно, общие воззрения. Это касается отношения к литераторам того времени, прежде всего к Берне, к «Молодой Германии». Литературные и философские беседы с Марксом отразились и в поэме «Германия. Зимняя сказка». Биографы Маркса отмечают: «Среди парижских друзей Маркса Гейне в тот период был едва ли не самым близким и дорогим»{14}.
В конце 1843 — январе 1844 года (как раз тогда Гейне создавал свою поэму) Карл Маркс написал одну из важнейших работ — «К критике гегелевской философии права. Введение». В поэме «Германия. Зимняя сказка» и в философском труде — одном из краеугольных камней марксизма — обнаруживается перекличка идей, прежде всего яростное отрицание религии. В самом начале труда Маркса в афористически отточенных фразах звучит критика религиозной идеологии. «Религия — это вздох угнетенной твари, сердце бессердечного мира, подобно тому как она — дух бездушных порядков. Религия есть опиум народа» — эта фраза Маркса стала крылатой. И далее здесь же: «Упразднение религии, как иллюзорного счастья народа, есть требование его действительного счастья. Требование отказа от иллюзий о своем положении есть требование отказа от такого положения, которое нуждается в иллюзиях. Критика религии есть, следовательно, в зародыше критика той юдоли плача, священным ореолом которой является религия» (т. 1, с. 415).
В первой главе поэмы, едва заслышав на границе с Германией немецкую речь, как мы помним, поэт выводит на авансцену девочку-арфистку, поющую фальшивую песнь о скорбной земной юдоли, взамен которой на небесах ожидает блаженство рая. Вдумаемся в эти строфы поэмы, сопоставим слова Маркса, особо важные и выделенные им курсивом, и увидим, что поэт и молодой политический мыслитель в сходных выражениях говорят о том, как насущно необходимо освобождение от религиозных догм, от утешительной веры в потустороннее блаженство, оправдывающее нищету и страдания земной жизни. Политическая сатира Гейне призвана высмеять несостоятельность утешительных иллюзий, направить усилия народа на борьбу за свободу здесь, на земле, и не в отдаленные времена, а сегодня. Для Гейне упования на загробную жизнь — старая реакционная песня отречения. Автор «Зимней сказки» высмеивает проповедь смирения, временами почти текстуально приближаясь к размышлениям Маркса о вреде религии.