Для диспутов бесплодных, передать
Всю красоту чувств материнских сыну.
Но более всего он завещал нам помнить,
Что ночь достойна всяческих восторгов.
Не только потому, что любопытна,
А потому, что ждет от нас любви.
Ибо ее прелестные творенья
На нас печальные бросают взоры
И молят в Будущее взять с собой
Изгнанников, и это в нашей власти.
Чтобы могли они возликовать,
Служа, как он, на благо просвещенья.
И претерпеть, как он стерпевший
Наш злобный крик вослед ему - «Иуда»!
Смолк голос разума. И над могилой
Скорбит Страстей, его любивших, братство.
Печален Эрос – городов строитель,
И плачет анархистка Афродита.
Хвала известняку
Если он создал единственный пейзаж, для нас, непостоянных,
По которому мы постоянно скучаем, то главным образом
Потому что растворяется в воде. Отметь округлые склоны
С поверхностным ароматом тмина и, под ним,
Тайные лабиринты пещер и подземных ходов, услышь
Ручьи, с фырканьем брызжущие повсюду,
Каждый наполняет собственное озерцо для рыб
И вырезает собственный овражек, чьи скосы
Развлекают бабочку и ящерицу, исследуй район
Небольших расстояний и названных мест -
Нет ничего больше похожего на Мать или лучшую почву
Для ее сына, любящего флирт и кто бездельничает,
Опираясь спиной на камень под солнцем, уверенный
Что его любят, несмотря на все его провинности,
Чьи труды продолжение его обаяния, от обнаженной породы
До храма на вершине, от показавшихся вод до
Откровенных фонтанчиков, от зарослей до ухоженного виноградника,
Несколько искусных шагов, с которыми детское желание -
Получить больше внимания от них, чем братья, не важно как,
Подтрунивая или ублажая – воспринимаются с легким сердцем.
Теперь наблюдай шайку соперников, когда они взбираются по склонам
По двое и трое, по крутым каменные тропам, иногда
Рука об руку, но никогда , слава Богу, шагом, или
Увлеченные в тенистую часть площади в полдень
Гладкой речью, зная друг друга слишком хорошо,
Чтобы не осталось секретов, неспособные
Постичь бога, чьи вспышки раздражения моральны
И не усмиряются умной строчкой,
Или славным любовником – ибо, привычные к отзывчивому камню,
Они никогда не скрывают лиц в благоговейном ужасе
Перед кратером, чья сверкающая ярость неукротима.
Привычные к местным потребностям долин,
Где всего можно коснуться или до чего можно дотянутся, дойдя пешком,
Их глаза никогда не смотрели в бесконечность
Через решетку гребня кочевника, рожденные с ложкой во рту,
Их ноги никогда не встречались с грибовидным наростом
И насекомыми джунглей, чудовищными формами и жизнями,
Неизвестных нам, мы же предпочитаем надеяться, сообща.
Когда один из них обращается злу, то непонятно,
Как он думает – то ли стал сутенером
То ли изготовляет бижутерию, то ли губит свой тенор
Ради того, чтобы обрушить дом, и это случается со всеми,
Кроме лучших и худших средь нас…
Потому, полагаю,
Лучшие и худшие, не задерживаются надолго, но ищут
Неумеренные почвы, где красота - не столь внешняя,
Свет не столь общедоступен и смысл жизни
Большее, чем сумасшедший гомик. «Приходи »!- кричит гранитный мусор,
«Как неуловим твой юмор, как случаен
Твой нежнейший поцелуй, как постоянна смерть».
(Неудачники – святые ускользают, вздыхая). «Приходи»! –
Мурлычут глина и гравий, на равнине простор для маневров армий,
Реки ждут укротителя, а рабы - возможности построить тебе могилу,
Величественную, мягкую, ибо человечество всего лишь земля
И оба должны изменяться» (Управляющие Цезарей встали и
Ушли , хлопнув дверью). Но беспечные остались, остановленные
Древним холодным голосом, шепотом океана-
« Я одиночество, не вопрошающее и не обещающее ничего.
Поэтому я освобожу вас. Там нет любви,
Там только разные зависти, и все печальны».
Они были правы, милый, все эти голоса правы
И все еще там, этот край, совсем не дом родной, каким кажется,
И мир его совсем не историческая тишина мира,