И если начать со второго: всё ли решает случай? – то ответ, насколько он вообще может быть известным, должен быть утвердительным. Вселенная, а стало быть, и Земля, и жизнь на ней существуют волею случая, сколь бы необходимым, упорядоченным и размеренным ни казался окружающий нас мир во всём, начиная с жизни на планете и до обращения планеты вокруг Солнца, отвлекаясь от известных пертурбаций, таких как извержения вулканы, действия людей и т. д.
Что, собственно, представляет собой случайность, – по сути мы этого, конечно же, не знаем. Мы знаем лишь, что есть нечто такое, что мы называем случайностью. Что есть нечто, что мы воспринимаем как случайность. А стало быть, у этой случайности вполне может быть и нечто, чего мы не воспринимаем. Случайность может быть вся пронизана порядком, который просто излучает не те частоты, которые могут принять наши человеческие аппараты чувственного восприятия.
Но ничего не поделаешь, мы живём в таких странных, случайных условиях, которым Жак Моно* дал потрясающее описание в приводимой цитате: «Априорная возможность того, что произойдёт определённое событие из числа всех возможных событий во Вселенной, равна почти нулю. И всё же Вселенная существует; и должны обязательно происходить определённые события, вероятность которых (априорная) была исчезающе мала. В настоящий момент у нас нет права ни утверждать, ни отрицать, что жизнь появилась один-единственный раз – на Земле, и что шансы её возникновения, до того как она возникла, были, тем самым, почти нулевыми.
Мысль об этом малоприятна не только биологам как учёным. Она противна нашей человеческой склонности верить в то, что всё существующее во Вселенной в её нынешнем виде необходимо и пребудет всегда. Нам постоянно следует остерегаться этого стойкого сознания судьбы» («Le hasard et la nécessité», «Случайность и необходимость», 1970).
О тех дамах в электричке этого не скажешь. Они вовсе не остерегались сознания судьбы. Они как раз исходили из человеческой склонности полагаться на чувство необходимости, из-за которого мы и пытаемся побороть, приручить или легализовать случайное, может быть, в надежде в конце концов ему отомстить и его изжить.
Тем самым мы и признаём, что всё решает случай, и в то же время считаем его искоренение насущной необходимостью. Каждый божий день мы только и делаем вид, будто живём в царстве необходимости, и оттуда диктуем условия случаю – и не наоборот.
Так что можно и спросить: вправду ли предпосылка для нашего чувства необходимого, а пожалуй, и для нашего выживания – это наше вытеснение случайного? Разве нельзя представить себе, что мы можем жить с равной необходимостью, несмотря на то что смотрим в глаза случайности? Пожалуй, даже с большей необходимостью, если уж мы отдаём себе отчёт в том, как и каким образом она решает всё.
Тут-то, как мне кажется, и напрашивается тот самый вопрос. Вернёмся к разговору в поезде: «Нет никакой необходимости в подобных случайностях». Имеется в виду: не должно быть никакой необходимости, но она есть, очевидно. Сформулируем это как вопрос: необходима ли случайность? Является ли она и вправду необходимым партнёром, непредвзятым помощником, который, если мы поймём его сущность, смог бы изменить наш образ мыслей, а тем самым и нашу жизнь, притом к лучшему? Мы могли бы рассматривать её как нечто вроде неиссякаемого источника белого шума, из которого можно постоянно черпать музыку, если не всегда, когда только индивид того пожелает или почувствует в том необходимость, то, во всяком случае, тогда, когда индивид посмеет хотя бы чуть-чуть отвлечься от своего чувства необходимого. Мы могли бы, наверное, также представить себе случай как распределённый источник энергии, который одним своим присутствием уже оказывает упорядочивающее действие, своего рода сопутствие в нашем собственном производстве порядка. И представить себе, что посредством сопутствующего случая мы обретаем и защитника против нашего собственного перепроизводства порядка.
Интервалы
Это напомнило мне прочитанную когда-то статью о современных моделях прогноза погоды: из сети точек они собирают все мыслимые сведения в форме измерений температуры, давления, влажности и т. д. – всего, что только может вообразить метеорология. А далее была описана безумная мечта всех метеорологов об идеальных измерениях, выполненных при помощи идеальных инструментов, так чтобы на месяц вперёд можно было предсказать, будет ли светить солнце или будет идти дождь в каком угодно месте на глобусе. Всю поверхность Земли следовало покрыть датчиками, которые, расположенные с интервалом в полметра, были бы способны получать данные даже из самых верхних слоёв атмосферы, и всё это должно было непрерывно передаваться в гигантский компьютер, так чтобы не только на любой день или час, но даже на любую минуту можно было дать прогноз, будет ли дождь, и если будет, то сколь сильный, например, у нас в Копенгагене. Но как только компьютер начинает вычисления, тут же в интервалах между датчиками возникают очень малые возмущения, которые поначалу будут приводить к столько же малым вычислительным погрешностям, но которые, однако, будут распространяться и в конечном итоге нарастать в глобальном масштабе.