Неисповедимый путь к трагедии вёл через Индию, и случилось это в промежутке между 1816 по 1823 годом.
«На это большое путешествие Раска в Европе возлагались огромные ожидания» (так об этом пишет его друг детства Н. М. Петерсен в «Речи о жизни Расмуса Раска», 1834 г.) – это путешествие и выбитые на него средства помогли ему стать свободным человеком, но и подорвали его здоровье: домой он вернулся и с чахоткой, и с манией преследования.
Путешествие началось 25 октября 1816 года, когда Раск поднялся на борт галеаса «София Магдалена» в Кальмаре, а завершилось, когда он в мае 1823 года вернулся домой из Калькутты на датском судне «Юлиана Мария».
А между этим двумя точками – потрясающая работа на износ.
То, что ему вообще удалось совершить что-то сверх того, чтобы пронести себя и своё огромное собрание необходимых книг через все бездорожья, – уже загадка. Но то, что при этом он сумел ещё работать столь основательно и просто гениально, – это и есть подвиг.
Путь его прошёл через Стокгольм, Петербург и Москву. Через почти пустынные казачьи земли, через калмыцкие степи, через «туркоманскую пустыню, где им лишь изредка встречались русские дома, а чаще раскиданные там и сям палаточные города». И через множество невзгод и мытарств, например с телегой, которую Расмус Раск называл не иначе, как корыто: «…лучше бы спать на голой земле, но… здесь всё настолько кишит жабами, ящерицами, червями и пауками (а то и тарантулами), что я никоим образом не могу заставить себя лечь на землю… Одну ночь я лёг было спать в юрте, но вскоре почувствовал, как огромная жаба ползает по мне; я тут же вскочил и выбрался из палатки, но, не пройдя и двух шагов, наступил на другую, ещё больше той».
Он прибывает в Тифлис, там его подозревают в шпионаже, там же он встречает сумасшедшего датчанина по фамилии Шелински, заклинателя Солнца и Луны. Он запасается оружием и продвигается дальше с татарским караваном, видит Арарат и упоминает Накхирван, где Ной вышел из ковчега. Дальше – в Тегеран, Исфахан и Персеполь, откуда он сообщает о военных действиях и беспокойствах и рассказывает, что «улицы в городе похлеще переулка Педера Мадсена», – а уж переулку Педера Мадсена возле Нового королевского рынка было чем похвастаться, он вплоть до 1875 года оставался «местом мрачным, тесным и нагоняющим тоску… о котором давно ходит дурная слава притона всякого отребья».
Всё же в конечном итоге ему удаётся добраться до Бомбея, Калькутты, Мадраса, Транкебара, Коломбо. И по пути он не преминул изучить хинди и санскрит, зенд и пехлеви, равно как и продемонстрировать, что древнеиранский язык зенд является независимым индоевропейским языком. И уж тем более не преминул он заметить в Гвалиоре, «что был сильно укреплён в своём предположении, что Один и Будда суть один и тот же». Не обошлось и без того, что он, болея всеми возможными болезнями, был не в состоянии трудиться и хотел поскорее домой: «боюсь, что воду отравили».
Тем не менее можно сказать, что на свой собственный манер он побывал в раю, откуда вышли все народы и языки.
Так писал Грундтвиг* по случаю большого празднества на Стрельбище, устроенного друзьями Расмуса Раска на его возвращение.
В свои последние годы он приобрёл достаточно врагов или по меньшей мере недоброжелателей, в чём частенько сам же и был виноват. Но что у него было и много друзей и особенно много верных и восторженных учеников, видим мы из следующего описания его похорон, которое можно найти у Карла К. Кристенсена: «Расмус Раск и его наследство», Датские Изыскания*, Carl C. Christensen, Rasmus Rask og hvad han efterlod sig, Danske Studier, 1932:
«Расмус Раск умер у себя дома, Бадстуестрэде, 126 (в настоящее время 17), 20 ноября; на похороны собралась огромная процессия, люди стекались отовсюду, чтобы проводить его к месту последнего упокоения, рядом с низкой стеной на Присутственном кладбище.