1986
О, эта странная прогулка…
О, эта странная прогулка —
Всего от дома до метро,
И окончанье переулка,
Где вечно продают ситро.
Вот обгоняет вас ребенок.
Взглянули вы со стороны —
И узнаёте, как спросонок,
Черты оставленной жены.
По тротуару — вереница,
И перед вами, как в кино,
Проходят лица, лица, лица
Любовей, брошенных давно.
О, эта странная прогулка!
Ах, эти тени — хоть беги!..
Но почему-то очень гулко
Здесь ваши слышатся шаги.
А изменить маршрут непросто —
Всего от дома до метро.
И, добежав до перекрестка,
Берете вы стакан ситро.
1975
Одна веселая кума…
Одна веселая кума
Сводила муженька с ума,
Предпочитая муженьку
Любого мужика.
Одна веселая кума
Сводила мужиков с ума
И обожала мужику
Еще сказать "ку-ку".
Одна веселая кума
Почти что всех свела с ума,
Когда пришла в селенье к ним
Чума, чума, чума.
Кума в обнимку с мужиком
Грозит проклятой кулачком —
Мол, обходи, чума, мой дом
Кругом, кругом, кругом!
Так вот, веселая кума,
Хоть невеликого ума,
Хоть ставить некуда клейма —
Сильнее, чем чума,
Сильнее, чем чума.
К русалкам
Одна младая девушка тут прыгнула в фонтан.
И нечто непонятное цоп за ногу ее.
— Я здешний водяной, — кричит, — поставил тут капкан
на всяких девок-девушек и прочее бабье.
— Плывем со мной, красавица, по самой по трубе,
резвиться будем, милая, я жду тебя давно.
Я знаю, что понравится, понравится тебе,
а нас никто не хватится, не вспомнит все равно.
А девушка хорошая, плеща второй ногой,
подумавши, ответила, — уйди, поганый мент.
Пока я здесь купаюсь без желания с тобой,
намок билет студенческий — серьезный документ!
— Отвянь, не видишь, рыбина, что я сама рулю.
Я что тебе — колхозница, чтоб делать тет-а-тет?
Я, максимум, мороженое всей душой люблю.
Ну и еще всем сердцем — свой университет.
Захлюпало чудовище, неназванный фантом,
и отпустило девушку и жалобно поет, —
Ступай себе, красавица, не пожалей о том,
а я один наплачуся ночами напролет.
Русалка не случилася, зато и нет беды.
На то стоит милиция у каждого метро.
И выскочила барышня сухая из воды,
и поскакала, и нырнула в "Русское Бистро".
К ожиданию
Ожидание — это чужое кино,
обещание чуда — не чудо.
Как в кино, забери меня, милый, в окно,
забери меня, милый, отсюда.
Сколько лет провела у стекла, у окна,
да теперь это больше не важно.
Забирай меня, если тебе я нужна,
поцелуй меня коротко, влажно.
Вероятно, иное иному дано,
я нелепа, я слишком серьезна…
Окуни меня, милый, в вино, как в кино,
окуни меня, если не поздно.
Выбирай мы друг друга и не выбирай,
но должно было грянуть все это,
забирай меня, милый, скорей забирай,
а не то моя песенка спета.
забирай меня, милый, скорей забирай,
а не то моя песенка спета.
Слушатель мой бесценный!
Ой, какой алкаш колоритный
Слушал тут вчера мои песни!
Ой, как он глазами ворочал,
Как он рот разевал…
Всё-то для него было ново:
И моя девчачья походка,
И мой гардероб немудрящий,
И неэстрадный мой голосок.
Видимо, хотелось бедняге
Сбегать за Серёгой, за Колькой…
Быть не одному в этой куче,
Не быть одному.
Но никак не мог оторваться,
Но не мог никак отлепиться,
И с лицом дурацким, счастливым —
Стоял и стоял.
Вот вам элитарные штучки!
Вот вам посиделки в каминной!
Вот вам — песня "наша — не наша",
Огни ВТО!
Ничего такого не нужно.
Человек открыт перед песней.
Человек доверчив и мягок.
Но играть на этом — ни-ни.
Он — вещать, она — верещать…
Он — вещать, она — верещать,
Достигать его глухоты.
А душа прощать и еще прощать
С небольшой своей высоты.
Он — воплощать, она — вымещать.
Как-то все у них неспроста.
А душа прощать и опять прощать
Со своего поста.
Он — сокрушать, она — водружать
Все чуднее их забытье.
А душа прощать, прощать и прощать,
Да они и не слышат ее.
Да они и не видят ее.
Да они и не помнят ее?
Волшебный сурок
Он играет, играет Элизе,
Без конца повторяет урок,
Но мерещится — ближе и ближе
Подступает волшебный сурок.
Прихотлива прекрасная дева,
Прихотлива и страшно строга,
С ней, пожалуй, не сделаешь дела,
Не получится с ней ни фига.
На чахоточный слабый румянец
Ты себя же, дурила, обрек.
Но стоит под окном оборванец —
И шарманка при нем, и зверек.
Эти фижмы, улыбки, оборки,
Эта мягкая влажность руки…
Девы мелочны и дальнозорки,
Но светлы и пушисты сурки.
Он играет, играет Элизе,
Он повел бы ее под венец.
Сердце будет дробиться, делиться,
А потом разобьется вконец.
Но играет — молчите, молчите! —
И шарманка ему — не пророк.
Он не бабе играет — мальчишке,
У которого верный сурок.
Историк
Он не протестант, не католик —
Пошире держите карман —
Он просто российский историк,
Историк Натан Эйдельман.
Он грудью к столу приникает,
Глядит на бумаги хитро,
Чернила к себе придвигает,
Гусиное точит перо.
Средь моря речей и риторик,
Средь Родины нашей большой
О, как же нам нужен историк,
Историк с российской душой!
Историк без лишних истерик
С вельможи потянет парик,
Он не открывает Америк:
Россия — его материк.