Ну, что ж, на все свои причины,
На каждый год — по две морщины:
Так время метит наши лица.
Я ваши лица позабыл.
Храни вас Бог, мои родные,
Минуют беды вас земные!
Я пью за всех, кто был мне близок,
Кого я сам не сохранил.
Так долго в гости собирались,
Что адреса порастерялись,
Забылись встречи и разлуки,
Явились новые дела.
Так долго вместе не бывали,
Что имена позабывали,
И прежняя нужда друг в друге
С годами память обрела.
Старая драма
Так уж лучше бы зеркало треснуло,
То, настенное, в мутной пыли.
Из мирка захудалого, пресного
В номера интересной любви
Поспеши, поспеши, легкокрылая, —
Вот и лампы уже зажжены.
Легкокрылая бабочка милая
Без любви, без судьбы, без вины.
Не любил он — и номер гостиничный
Пробирает нездешняя дрожь,
Не любил он — на площади рыночной
Отступился за ломаный грош.
Погоди, погоди, бесприданница,
Ты любила всего одного.
Тот, кто знает любовь без предательства,
Тот не знает почти ничего.
Человек с человеком не сходится,
Хоть в одной колыбели лежат.
Не любил он — и сердце колотится,
Не любил он — и губы дрожат.
На пути ли в Москву ли, из Нижнего,
По дороге ли на Кострому,
Легковерная, нежная, книжная,
Не достанешься ты никому.
Такую печаль я ношу на груди…
Такую печаль я ношу на груди,
Что надо тебе полюбить меня снова.
Я больше не буду дика и сурова,
Я буду как люди! Вся жизнь впереди.
Её ль убаюкать, самой ли уснуть?
Такое не носят московские леди.
Такое, как камень с прожилками меди —
К ней страшно притронуться, больно взглянуть.
Такую печаль я ношу на груди,
Как вырвали сердце, а вшить позабыли.
Но те, кто калечил, меня не любили,
А ты полюби меня, очень прошу.
Такая печать у меня на груди,
Что надо тебе полюбить меня снова.
Я больше не буду дика и сурова,
Я буду как люди! Вся жизнь впереди.
Там блеск рекламы в небесах…
Там блеск рекламы в небесах,
Там вечный праздник на часах,
Там ананасы носят за щекой,
Там в супермаркетах завал,
Там Карл Маркс не ночевал —
Спроси о нем, не скажут, кто такой.
В Америку! В Америку! В Америку!
От новостей кружится голова
Судьба, подобно спятившему мельнику,
Друзей моих бросает в жернова.
Там "Янки-дудль" поет народ,
Там земляника круглый год,
Там девушки гуляют нагишом,
Там ангелы стригут траву,
Там Эльдорадо наяву —
Наверно, там и вправду хорошо…
В Америку! В Америку! В Америку!
Горит земля и прах летит с подошв.
В какой падеж не ставь свою истерику,
Друзей не уменьшается падёж.
Едва я брата проводил,
Как новый поезд подкатил,
Такая вот забавная игра:
Вновь чемоданы я ношу,
А сам на ниточке вишу,
Рукой машу — и машет мне сестра.
В Америку! В Америку! В Америку!
На чертовом поедешь колесе.
А где она, Америка, Америка?
А там она, где скоро будут все.
Где будут все — неблизкие и близкие,
В том царстве карнавалов и теней.
За окнами скользят поля российские
С воронками от вырванных корней.
В Америку! В Америку! В Америку!
В Америку уходят поезда.
В Америку — к неведомому берегу.
В Америку — и, значит, в никуда.
В Америку!
В Америку!
В Америку!
Тают денежки мои, воробеюшки мои…
Тают денежки мои,
Воробеюшки мои.
От любови до любови
Хоть пятак да утаи.
Тают денежки мои
И Идеюшки мои.
От удачи до удачи
Хоть на грош да утаи.
Тают денежки мои
И надеюшки мои…
Видно, плохо дело: шиш
От себя что утаишь.
Тают денежки мои,
И идеюшки мои,
И надеюшки мои…
1980
Тебя, как сломанную руку…
Тебя, как сломанную руку,
едва прижав к груди, несу.
Дневную дрожь — ночную муку,
поддерживая на весу.
Могла бы стать обыкновенной
сегодня же, в теченье дня!
Но и тогда в твоей Вселенной
не будет места для меня.
Тебя, как сломанную руку,
качать-укачивать хочу.
Дневную дрожь — ночную муку
удерживая, как свечу.
Безвременны, всенепременны:
Всего лишь гипс — твоя броня.
И все равно — в твоей Вселенной
не будет места для меня.
Тебя, как сломанную руку,
должно быть, вылечу, сращу.
Дневную дрожь — ночную муку
кому-то перепоручу.
— Все бесполезно, мой бесценный, —
скажу, легонько отстраня.
И никогда в твоей Вселенной
не будет места для меня…
Теперь всё чаще хочется друзьям…
Теперь всё чаще хочется друзьям
Сказать: благодарю вас, дорогие,
За то, что вы со мной, когда другие
Рассеяны давно и там и сям.
Меня благословлявшие вчера
Сегодня не успели попрощаться.
Им незачем оттуда возвращаться,
А мне туда покуда — не пора.
Но вот однажды старенький альбом
Ленивою рукой достанем с полки.
Ах, зеркала печальные осколки
Дают изображение с трудом.
То памятное наше торжество —
Где ты теперь звучишь, мой голос слабый?
Была бы слава, я б делилась славой,
Но ничего здесь нету моего.
И станут возрождаться имена,
Как будто возвращенные из плена:
Сначала Валентин, потом Елена.
И лучшие настанут времена.
Мы, как живые, под руки пойдём,
И будет исходить от нас сиянье.
И целый мир нам будет — милый дом.
И сгинут рубежи и расстоянья.