Бог отвечает: "Это пустяки.
Опять тебе не спится, не живётся.
Смотри, вот-вот твой голосок сорвётся,
Сердечко разобьётся на куски".
А я с волненьем: "Боже, извини!
Ты положенье все же измени!
Ты видишь, как мне далеко до неба
И как уже далёко до земли!"
Бог отвечает: "Дурочка моя,
Я ни за что на свете ни в ответе.
А если б мог решить проблемы эти —
Я б был не бог, я б был не я".
"О, Боже, я в тревоге и тоске!
Я полагала — ты-то мне поможешь,
А ты не можешь, ничего не можешь,
Хоть я прошу о сущем пустяке!"
Но господа упрёк мой рассердил.
Махнув рукой, он скрылся в переулке.
Бог жил в Безбожном переулке
И на прогулки пуделя водил.
1979
Я сама себя открыла…
Я сама себя открыла,
Я сама себе шепчу:
Я вчера была бескрыла,
А сегодня — полечу.
И над улочкой знакомой,
И над медленной рекой,
И над старенькою школой,
И над маминой щекой.
Как ни грело всё, что мило,
Как ни ластилось к плечу —
Я вчера была бескрыла,
А сегодня — полечу!
Над словцом неосторожным,
Над кружащим над листом
И над железнодорожным
Над дрожащим над мостом.
То ли дело эта сила,
То ли дело — высота!
Я вчера была бескрыла,
А сегодня я не та.
Кто-то Землю мне покажет
Сверху маленьким лужком…
На лужке стоит и машет
Мама аленьким флажком.
Было время — смех и слезы,
Не бывало пустяков.
Слева — грозы, справа — грозы,
Рядом — стаи облаков.
Как ни мучались, ни звали
Кто остался на лугу —
Я вчера была бы с вами,
А сегодня — не могу…
А сегодня — не могу…
А сегодня — не могу…
1983
Размышления по поводу отдыха на юге
Я сижу и мучу строчку.
Не выходит, к сожаленью.
А хозяйка мочит бочку.
Вероятно, для соленья.
Столько фруктов — неприлично.
Неприлично — не шучу.
Непривычно, непривычно.
С непривычки — не хочу.
Продаётся виноград —
Винограду каждый рад.
Я не рада винограду,
Там же косточки подряд.
Продается помидор,
Помидор — чистейший вздор.
Не люблю я помидоры
С малолетства до сих пор!
Продают еще арбуз —
Он один на весь Союз!
Мы с тобою не верблюды,
Чтоб носить подобный груз.
…Я желаю быть в Москве!
Выхожу себе на дождик.
Сумка в левой, в правой — две.
Это, право же, надёжней.
Постою себе часок
За хвостом неторопливым,
И тогда любой кусок
Мне покажется счастливым!
А кавказский рай фруктовый
Доведет нас до сумы!
Мы с тобою — не готовы,
Ни желудки, ни умы.
Ах, зачем, мой милый друг,
Мы поехали на юг?
1980
Я теряю тебя, теряю…
Я теряю тебя, теряю —
Я почти уже растеряла,
Я тираню тебя, тираню —
Позабудь своего тирана.
Вот бескровный и безмятежный
Островок плывёт Чистопрудный,
Заблудился мой колос нежный
Над Неглинною и над Трубной.
Я теряю тебя, теряю,
Просто с кожею отдираю,
Я теорию повторяю,
А практически умираю.
И играет труба на Трубной,
И поют голоса Неглинной
Над моей головой повинной,
Над душою моей невинной.
Так идём по стеклянной крошке,
Напряжённые, злые оба.
Намело на моей дорожке
Два совсем молодых сугроба.
И оглядываюсь ещё раз
И беспомощно повторяю:
Ну услышь мой дрожащий голос —
Я теряю тебя, теряю…
Эхо
— 1 —
Я хотела бы, знаешь ли, подарить тебе шарф.
Было время — цепочку на шею дарила…
А шарф — нечто вроде зелья из тайных трав,
Зелья, которое я никогда не варила…
Длинный, лёгкий, каких-то неслыханных нежных тонов,
Мною купленный где-то в проулках бездонного ГУМа,
Не проникая в тебя, не колебля твоих никаких основ,
Он улёгся бы у тебя на плечах как пума…
Он обнимет тебя за шею, как я тебя не обнимала.
Он прильнёт к твоему подбородку — тебе бы так это пошло…
А я — уже не сумею. А раньше я не понимала,
Что — никаких цепочек, а только — тепло, тепло.
— 2 —
И ещё: очень долго казалось, что нет никого меня меньше.
И все свои юные годы я жила, свою щуплость кляня.
Нет, правда, вот и моя мама, и большинство прочих женщин
Были гораздо больше. Гораздо больше меня!
И теперь я, наверное, вздрогну, когда детское чьё-то запястье,
Обтянутое перчаткой, в троллейбусе разгляжу.
Эта женщина — много тоньше. Эта женщина много моложе.
И потом — она ещё едет. А я — уже выхожу.
— 3 —
Будешь ей теперь пальчики целовать.
Выцеловывать ушко, едва продвигаясь к виску…
Будешь курточку ей подавать, помогать зимовать.
И по белому снегу — за нею, и по чёрному, с блёсткой, песку…
А со мною всё кончено. И хорошо, хорошо, хорошо!
И никто никого, я клянусь тебе, так и не бросил.
Дождь прошёл, снег прошёл, год прошёл — да, прошёл.
Ей теперь говори — "твой пушкинский профиль, твой пушкинский профиль!.."