Выбрать главу

1889

Царское Село

РЕВНИВЫЙ МУЖ

Народная былина Не заря с зарей сходилася, Синим морем заглядясь; На красавице боярышнике Молодой женился князь. Да недолго с нею нажился, В очи ясные глядел; Променял он ложе брачное На колчаны вражьих стрел. Подступила к стогнам киевским Печенежская орда, И поехал князь на ворога Тратить силы и года. Бьется долго ли, коротко ли, Возвращается домой. Растерял дружину верную, В мыле конь его лихой. Повстречалися две странницы, Молвят: "Здравствуй, славный князь! Ты к княгине-бесприданнице Поезжай не торопясь. Там не много встретишь радости, Мы из терема сейчас. В честь твоей ли, княже, младости Меды пили там не раз? Ты оставил много золота, Mного всякого добра… Да в недобрый час случилося Ехать князю со двора! Из подвалов клады ценные, Из конюшен кони все Утекли куда — неведомо, Словно грезы по росе. Свет-княгиня платья красные Износила без тебя, Жарче солнца разгоралася, Друга нового любя!” Князь нахмурил брови черные, Шлем надвинул на глаза. То не волны расшумелися — В сердце вспыхнула гроза. Он быстрее ветра буйного В терем княжеский идет И затворы самодельные Размыкает у ворот. Спят покои сном таинственным, Только грустная луна Смотрит в окна, как преступница Уличенная, бледна. Входит князь во дверь дубовую, По царьградскому ковру — В спальню, к пологу желанному, К заповедному одру. Крепко спит княгиня юная, В грезах дышит горячо. Точно змеи, косы черные Упадают на плечо. Славный князь глядит, нахмурился, В сердце холод и тоска, И взялась за меч воинственный Задрожавшая рука. Он глядит и думу думает, Злобу темную тая: "Ты ждала ль меня, изменница, Подколодная змея? Наложу печать я мертвую На горячие уста, Побледнеешь ты, румяная, Как венчальная фата”. И на шею лебединую Тяжко рухнул княжий меч. И, не белая жемчужина — Голова упала с плеч! А красавица княгинюшка Честь, как схимница, блюла, Всё ждала супруга милого, Всё до нитки сберегла. В кладовых лежит нетронутым Все хозяйское добро: В бочках пиво, меды крепкие, Жемчуга и серебро. Красны платья не изношены, Утварь звонкая цела, И шелками скатерть вышита Для дубового стола. Спят покои сном таинственным, Только тихая луна Светит в окна, как покойница Неподвижная, бледна. Грустно князю одинокому, Ретивое жжет укор. Он коня седлает быстрого, Выезжает на простор. Выезжает в поле чистое, Пышет жизнью вольный конь. А у князя взор туманится, Душу высушил огонь. То не призраки холодные, Не туманы от земли — Две наветчицы, две странницы Показалися вдали. "Стойте, лютые разлучницы! Здесь устанете вы навек!” — Молвил князь и вещим странницам Гневно головы отсек!

Март 1892

ВЕСЕННЯЯ ПОЭМА

1

Когда они сошлись, ей было двадцать три. Ему — семнадцать лет… Расшпилив темный локон И тканями гардин завесив стекла окон, Она делила с ним восторги до зари. Ей нравилося в нем неловкое смущенье, Невинность важная, и первые томленья, И слезы ревности в потупленных очах, Когда она друзей, смеясь, именовала И медленной рукой альбом перебирала, Где лица строгие во фраках, в орденах Таились: все дельцы, артисты и вельможи, Иные лысые, в задумчивых очках, Непогрешимостью на схимников похожи. А он в ней все любил, все нравилось в ней, нежной, Порой мечтательной, капризной иль небрежной: Ее язвительный и скромный разговор, Душистый будуар, ковры и занавески, И ваз затейливых расписанный фарфор Восточной прихотью в цветные арабески. И нравилось ему, что, скрытая от всех, Их страсть была полней в таинственном романе, Что негою звучал ее картавый смех, Что имя у нее ласкательное — Фанни. Как часто проводил, бывало, с ней вдвоем Он, юный, влюбчивый, зимою вечер длинный. И было все полно в мерцающей гостиной Ее присутствием, как тихим божеством. Порой ее черты мгновенная тоска Темнила: прошлое ль вставало из тумана? Она, смотря в камин, молчала и слегка, Как спугнутым крылом, смущенная рука Играла веером с решеткою экрана. И вдруг, согнав с чела, как облако, печаль, Садилась весело за томную рояль. Он подымал пюпитр, спешил раскрыть ей ноты, Накинуть на плечи оброненную шаль. И вот мелодия, исполнена дремоты, Сперва едва слышна, как тайная печаль. Потом она журчит, рыдает и трепещет, Как в наслаждении изнывшая любовь, И снова чуть звенит и, разгораясь, плещет И тихой жалобой вдали смолкает вновь.