Приверженцы политических идеалов Саути также неоднозначно восприняли творение молодого поэта. Вордсворт, к примеру, назвал предисловие к «Жанне д'Арк» «самонадеянным заявлением выскочки», а поэму, несмотря на наличие «нескольких безупречных отрывков», в целом «низкого исполнения»5. Кольридж точно обозначил две основные черты, свойственные оценке поэзии Саути, даваемой критиками последующих поколений. С одной стороны, «естественный, проницательный и величественный» язык его произведений, в котором Саути не было равных, а с другой — недостаток у поэта «богатого Воображения, возвышенной Гармонии или той упорной силы размышления, которая необходима для композиции Целого». Самым восторженным откликом были слова Чарльза Лэма. В письме к Кольриджу он писал: «<…> я полагаю, что однажды Саути будет соперничать с Мильтоном»7.
После успеха «Жанны д'Арк» любое поэтическое сочинение Саути привлекало серьезное внимание критиков. В 1797 году он подготовил новую переработанную версию поэмы. В том же году Джозеф Коттл опубликовал сборник его стихов, а уже в 1799 году вышел второй сборник. И политические взгляды молодого Саути, и его эксперименты с метрической формой сделали его мишенью для многочисленных пародий. Поэт писал в 1810 году: «Каждый начинающий сатирик и сплетник испытал на мне свое умение». Однако в 1797 году этот факт наверняка рассматривался им как показатель известности.
Восточная тематика привлекает Саути уже в начале творческой деятельности. Его любовь к восточным стихам, необъяснимая тяга к экзотическим и мифологическим сюжетам и страсть к метрическим инновациям воплотились в многочисленных лирико-эпических поэмах. С публикацией «Талабы-разрушителя» (1801) — причудливой арабской сказки — Саути становится «апостолом новой секты».
Критическая статья Фрэнсиса Джеффри в первом выпуске «Эдинбург Ревью» (1802), которая якобы была рецензией на «Талабу», на самом деле явилась обвинением против всей «Озерной школы». По мнению Джеффри, Вордсворт и Кольридж во главе с Саути образовали «самый грозный заговор против здравых суждений в делах поэзии» и культивировали «напускную, искусственную легкость и фамильярность языка», представляя читателям «вульгарные манеры, написанные вульгарным языком». Подвергая «лидера новой секты» жесткой критике, Джеффри навязывал этот эпитет и в своих рецензиях на работы других поэтов. Следует отметить, что ни один журналист до Джеффри не оказывал такого влияния на умы читателей и, возможно, ни одному литературному обозревателю после него не удавалось так деспотично пользоваться своей властью. Сторонник философии Д. Юма и А. Смита, он считал «здравый смысл» ведущим принципом литературной критики и не мог принять решительный отказ новой школы поэтов-романтиков от стилистических условностей и поэтических штампов XVIII века. Саути высмеивал «абсурдность критиков, которые для удобства нанесения оскорблений объединили вместе трех таких абсолютно разных писателей, как Кольридж, Вордсворт и я»10, однако как поэт он не только пострадал от их нападок, но и приобрел широкую известность. Волей-неволей Саути стал лейкистом, поселившись в 1803 году в Кесвике. В одной сатирической статье того времени он был назван «главой бардов озерного края»11.
Далеко не все современники поэта в мире литературы, как, впрочем, и сами лейкисты, считали термин «Озерная школа» обоснованным. Томас де Квинси, например, решительно выступил против включения Саути в школу Вордсворта-Кольриджа, считая, что этим поэтам была присуща только «общая фразеология, проистекающая из их преклонения перед библейским языком», во всех остальных смыслах они были абсолютно разными. Другие, напротив, отстаивали правомерность термина «Озерная школа». Так, Барри Корноул (Брайан Уоллер Проктер) писал: «Поэтов-лейкистов (Вордсворта, Кольриджа и Саути), как их обычно называют, необходимо рассматривать вместе. Несмотря на то, что они существенно отличались друг от друга в вопросах вкуса и таланта, в ходе своей жизни у них, тем не менее, было много общего. Они <…> стали консерваторами, один из них превратился в Тори самой высокой касты, но в первую очередь их воображение было пробуждено пламенем Французской революции, и в начале своей творческой карьеры они изливали многочисленные взгляды о равноправии человечества, братской любви, всеобщей справедливости и тирании правителей»13. Сара Кольридж также считала, что названных поэтов отнесли к одной школе вполне закономерно. Их объединяла одна важная черта — отсутствие вульгарности: «Поэты-лейкисты лишены пошлости! Я часто думаю о той фразе, сказанной лордом Байроном, что гений — лучшее лекарство от пошлости. Но, тем не менее, не многие из людей, которых я встречала, за исключением истинных аристократов, были так абсолютно не подвержены пошлости, как Кольридж, Саути и Вордсворт»14.