Не Клинтон-паразит,
Проклятая коррупция
Россию поразит.
Грозит нас сила черная
Разрушить изнутри,
Вставай, страна огромная,
Вставай, глаза протри.
Пора настала грозная,
В поход зовет труба.
Идет борьба серьезная,
Нанайская борьба.
Не выношу ночной горшок
Не выношу ночной горшок
За неприятный запашок.
Не мешайте мне лежать…
Не мешайте мне лежать…
Старость нужно уважать.
И года мои не те,
Чтоб елозить на тахте.
Не рядовая это дата…
Не рядовая это дата,
Не просто день календаря.
Мы восемь лет бредем куда-то
И материм поводыря.
И пусть он мелет, наш Емеля,
Что видит свет в конце туннеля.
Но в том, что это красный свет
И у ежа сомнений нет.
Не шофером, не гипнотизером…
Не шофером, не гипнотизером,
Не шахтером, на худой конец,
Нет, мечтал быть с детства прокурором
Я, худой, веснушчатый малец.
Представлял, как строгий, неподкупный,
Я сижу, затянутый в мундир,
Повергая в трепет мир преступный,
Да и прочий, заодно уж, мир.
И как он идет, шатаясь, к двери,
Старый, кривоногий и хромой,
Весь приговоренный к высшей мере,
С детства ненавистный, завуч мой.
Невиданной доселе масти…
Невиданной доселе масти,
Досель неведомых пород
Вдруг появился этот плод
На самой верхней ветви власти.
Такой загадочный гибрид
Не в силах объяснить наука
В названье явный привкус лука,
Что многим портит аппетит.
Да ну и мать бы их етит.
Возможно, в чем-то я и груб,
Но что попишешь – правдоруб.
Пошел шестой по счету год,
Как этот плод настырный зреет,
Но все никак не покраснеет
И все никак не упадет.
Об отношении к Курилам…
Об отношении к Курилам
Мы все задуматься должны,
Оно является мерилом
Гражданской совести страны.
Иной из нас в душевной лени
Нет-нет, да и махнет рукой,
Отдать, мол, их к едрене фене,
Один хрен пользы никакой.
Но гневно голос возвышая,
Я так скажу ему в ответ:
– Возможно, польза небольшая,
Но и вреда большого нет.
Пускай политики решают,
Не будем в это дело лезть.
А мне Курилы не мешают,
И пусть уж будут, раз уж есть.
Об этом, товарищ, не вспомнить нельзя…
Об этом, товарищ, не вспомнить нельзя,
А вспомнить не стоит труда.
В одном комитете служили друзья,
Центральным он звался тогда.
Советский народ они дружно вели
Под знаменем взад и вперед
И даже представить себе не могли,
Что фишка другая попрет.
Внезапно штурвал отпустил рулевой,
О чем-то задумавшись вдруг,
И судно накрыло волной штормовой,
И все потемнело вокруг.
И оба покинули борт корабля,
Но каждый на шлюпке своей,
Но что характерно – опять у руля
Встал каждый из наших друзей.
Обоих года не согнули дугой,
Лишь только добавив седин,
И в полном порядке один и другой,
И каждый себе господин.
И все, чем мужчине пристало блистать
В избытке у каждого есть -
Красивое имя, высокая стать,
Ум, совесть, короче, и честь.
Они неделю тут трендели…
Они неделю тут трендели,
А мы неделю напролет
У телевизоров сидели
И вслух гадали, чья возьмет.
А в довершение картины
У них в мозгу возник сюжет,
Как к ним из знойной Аргентины
Приедет доктор Пиночет.
А мы по вековой привычке,
От дедов перешедшей в нас,
Смели с прилавков соль и спички
И мыла взяли про запас.
Не первый раз нас тут обули,
И все бы было ничего,
Но что хохлам в футбол продули -
Вот что обиднее всего!
Откровенно говоря…
Откровенно говоря,
После выпада такого,
Я б на месте главаря
Тоже кликнул постового.
Но чуток повременив,
Пусть их, думаю, бранятся,
Нам-то с вами что до них,
Что ли нечем нам заняться?
Будем живы – не помрем,
Подскребемся по сусекам,
Что с царем, что с главарем,
Лишь бы только не с генсеком.