К иным мирам.
И там,
Во мраке вечной ночи,
Не зная отдыха и сна,
Она рыдает и хохочет,
Надежд несбывшихся полна,
Поправ физические нормы,
Экстраполирует в века,
Как символ неизбывной формы
Существования белка.
Человек я закрытого типа…
Человек я закрытого типа,
Маскирующий сущность свою.
Существую неброско и тихо,
В ресторанах посуду не бью.
Не трудясь на общественной ниве,
Промышляя на частных полях,
Я с рождения в любом коллективе
На четвертых и пятых ролях.
Сексуален, по отзывам, в меру,
(Тут поправка на длительный стаж),
Но при этом, заметьте, гетеро,
Что сегодня – почти эпатаж.
По ночам, имитируя тягу
К демонстрации снов наяву,
Покрываю словами бумагу
И к утру с наслаждением рву.
Родом я из советских плебеев,
Неизбывных в труде и в бою,
Есть сосед у меня, Конобеев,
Я с ним водку по пятницам пью.
Чтоб облегчить процедуру прописки…
Чтоб облегчить процедуру прописки,
Я, всенародно любимый поэт,
Взятку был вынужден дать паспортистке
В виде позорной коробки конфет.
Кто-то поморщится – тоже мне тема,
Мало ли всякой кругом ерунды.
Нет, – возражу я, – вся наша система
В ней отразилась, как в капле воды.
Если уж ЖЭКи так низко упали,
Где на казенных сидят пирогах,
Что ж говорить о паденьи морали
В так называемых властных кругах.
Всюду проникли коррупционеры,
В Думе сегодня их – каждый второй,
Надо принять неотложные меры,
В бой нас веди, Константин Боровой!
Больше мириться мы с этим не вправе,
Надо вязать их, злодеев, подряд!
Тут одного отловили в Варшаве,
Где-то еще одного, говорят.
Пусть поэтический голос мой зычный
Всем возвестит, что настал наконец
Не Сосковец им какой-то частичный,
А окончательный, полный Кобец.
Я наравне со всей страною…
Я наравне со всей страною,
Как гражданин, желаю знать,
О чем там шепчется с женою
Мой Президент, ложась в кровать.
Исправно я плачу налоги,
Так что ж, нельзя мне в темноте,
Калачиком свернувшись, в ноги
Приткнуться к царственной чете?
Не мылюсь к ним под одеяло,
Что было б явно через край.
Вчера мне гласности хватало.
Сегодня слышимость давай.
Я признаюсь вам, ребята…
Я признаюсь вам, ребята,
С чувством легкого стыда,
Что законов шариата
Не учил я никогда.
Мариотта, правда, с Бойлем
И Люссака, хоть он Гей,
Проходил я в средней школе,
Но не помню, хоть убей.
Было б здорово, однако,
Если б мы бы всей землей
По законам Гей-Люссака
Дружной зажили семьей.
Я б своей центральной властью
Отменил бы шариат,
Но с годами вот к несчастью
Стал здоровьем слабоват.
Что поделаешь, обидно,
Но судьбы не миновать.
Остается мне, как видно,
Только щеки надувать.
А законы шариата
Со статьями УПК
По законам диамата
Не стыкуются пока.
Проза
Интервью
Главный редактор журнала Игорь Иртеньев, дав очередное интервью очередному журналисту, подумал о том, как непроста жизнь интервьюера. Иногда ради встречи с интересным живым человеком тому приходится отправляться на арктическую станцию, пересекать пустыню, пробираться через непроходимые джунгли, покорять недоступную горную вершину, сплавляться по бурной горной речке. А еще он подумал, как непросто уметь наладить контакт с собеседником, чтобы он полностью раскрепостился, так суметь поставить вопрос, чтобы собеседник раскрылся с самой неожиданной стороны. И еще Иртеньев подумал о том, что вот те, кто берет интервью, получают гонорар, а те, кто дает интервью, гонорар не получают. И еще Иртеньев подумал, что денег сильно не хватает. Подумав как следует обо всем этом, Иртеньев остановил свой взгляд на потолке, а затем на заместителе главного редактора Геннадии Попове. который сидел тут же и тоже думал о чем-то своем.
– Гена, – обратился к нему Иртеньев.
– А? – откликнулся Попов.
– Я у тебя сейчас интервью возьму.
– Бери, – согласился Попов.
– Значит, так. Ты на работу когда нормально ходить будешь?