Парадоксально, но при всей любви поэта к Пушкину и обилии соответствующего интертекстуального пласта свидетельство классика „Бежит он, дикий и суровый, На берега пустынных волн, В широкошумные дубровы…“ к Иртеньеву мало применимо. У него стремление иное: плоды вдохновения прямо адресованы собратьям по жизни, и возможности воздействия на аудиторию трезво осознаны („Я лиру верную беру. Нет, нипочём я не умру В сердцах ближайших поколений Семи-восьми“). Даже когда автор категорично заявляет: „И понял я, что мне природа Его по-прежнему чужда. И вновь я вышел из народа, Чтоб не вернуться никогда“, к этой декларации следует отнестись с осторожностью. Ведь у него встречаются и иные признания: „Защитник павших и сирот, Бельмо в глазу бездушной власти, Я всей душою за народ, Поскольку сам народ отчасти“.
Поэту далеко не безразлично, что происходит с человеком толпы или „простым советским имяреком“ (а чаще всего с ним ничего хорошего не происходит): „Чем я могу помочь несчастным им? Чего им ждать от нищего поэта, Когда он сам отвержен и гоним, Как поздний посетитель из буфета“. Но все же кое-что он может: и разделить судьбу, и поделиться заветным. Услышав признание „Я этим всем, как бинт, пропитан, Здесь все, на чём ещё держусь“, читатель волен понимать его двояко. Это о бессмертной пошлости земной – но и о насыщенном воздухе культуры. Поэт дышит им и побуждает аудиторию делать то же самое.
Масштаб поэта таков, что его уместно видеть в ряду, где стоят имена Чухонцева, Лосева, Гандлевского, Цветкова, Кенжеева… Иртеньев – поэт неклассической гармонии, поэт-„ассенизатор“, выполняющий необходимую функцию постоянного очищения поэзии от зашоренности, стереотипности мышления. По Шкловскому, каждый художник остраняется в своем творчестве. Иртеньев выбрал для остранения обоюдоострый инструмент – иронию, которая служит у него не целям постмодернистской деконструкции, но помогает цементировать собственную поэтику.
Разумеется, даже тщательный анализ иртеньевских приёмов, который для филологов ещё впереди, не объяснит главного. Литературоведение знает, как сделана „Шинель“ Гоголя. Но оно не знает, как сделать „Шинель“ Гоголя.
Творчество Иртеньева – удачная попытка преодолеть постмодернизм на его поле и его же средствами. Поэт не упивается воссозданием мешанины ментальных обломков, не воспевает хаос, а создает, синтезируя разнородные культурные явления, новый поэтический космос. И из этой внешней эклектичности рождается экзотическая роза, привитая советскому дичку. Иртеньев, как печальный клоун Полунин, смешит до слёз как бы помимо своей воли, просто потому, что по-другому у него не получается. Абсолютный слух на языковые штампы стимулирует его мгновенную реакцию. Вот живой пример: телевизионный интервьюер щеголяет строками: „Куда ты скачешь, гордый конь, И где… “, а Иртеньев понуро заканчивает: „…откинешь ты копыта“.
Выморочному пустмодерну и паразитированию на классике поэт противопоставляет настоящую любовь к традиции и творческую свободу. Талант же, как заметил Сергей Довлатов, что похоть: трудно скрыть, а ещё труднее – симулировать.
…Благодаря Ирине Одоевцевой мы знаем, как Мандельштам с весёлым недоумением спрашивал: зачем писать смешные стихи? Все ведь и так смешно! Ироничный трагик Иртеньев подошел к истине с изнанки: все это было бы грустно, когда бы не было так смешно.
Всё накрылось медным тазом,
Но, покуда тлеет разум,
Ощущения конца
Все же нету до конца.
Артём Скворцов
журнал „Арион“, № 4, 2002
„Известия“. Не по понятиям
Иронический поэт Игорь Иртеньев стихотворно отреагировал на актуальную политическую новость – назначение Альфреда Рейнгольдовича Коха главой предвыборного штаба СПС. Отреагировал и отреагировал. Коха можно ненавидеть, можно уважать, можно презирать, можно игнорировать, по отношению к нему можно занимать какую угодно позицию – будучи публичной фигурой, он подлежит любому обсуждению, осуждению или оправданию. В зависимости от личных взглядов обсуждающего, осуждающего или оправдывающего.
Но в данном случае речь зашла не о личных качествах Коха, не о его прошлых и нынешних заслугах, они же злодеяния, они же неудачи, они же успехи; речь зашла о другом. Цитата: Пусть Немцов и Хакамада
Отдохнут чуток пока,
Тут нужны зондеркоманда
И железная рука.
Где поставили Альфреда,
Резко вверх дела идут.
Где Альфред – всегда победа,
Где Альфред – все аллес гут.
Разбегайтесь же, медведи,
На глазах теряя вес,
Вновь в седле железный леди,