Отношение официальной России к литературной деятельности женщин в целом было негативным. Идеи женского общественного и умственного равноправия, поднимавшиеся в их произведениях, открыто противоречили общегосударственному принципу «благонамеренности». Может быть, средняя Киндякова выражала общее мнение, осуждая литературные претензии родственницы, находящейся к тому же в зрелых, по мнению 19-летней Катишь, годах. «…Только в двадцать лет возвышенное воображение, очаровательное лицо, великолепные черные глаза и огромная любезность могут заставить простить Додо Сушковой прекрасные стихи, которые она сочиняет с удивительной легкостью и, конечно, гораздо лучше, чем тетушка Тимашева».
Но Додо Сушкова тоже имела определенное мнение о Катишь Киндяковой: «Это метеор, это чудо… Скорее дурна, чем красива; хорошо сложена, но слишком мала ростом; голова опрокинута, нос угреватый и вздёрнутый, руки висят; скачет, как сорока, и легка, как свинец; притом гримасница, аффектированная и кокетка… Она и её близкие выдумывают ужасным образом. Как только кто-нибудь из кавалеров появляется в их доме, они торопятся распространить слух, что это отвергнутый жених, – а эти господа в действительности только смеются над ней, несмотря на её богатство, несомненно, преувеличенное и умноженное отзывами её близких».
Катишь была несчастна. Весь свет знал о ее любви к Ивану Путяте, которому мать якобы запретила на ней жениться. Девушка глубоко переживала свою отставку. Но на самом деле счастье молодых людей разрушили интриги «демона» Пушкина, А. Н. Раевского – старого и опытного сердцееда.
Сын благородного генерала Раевского пошел не в отца. Пополнив недостатки своего образования большой начитанностью, впоследствии производившей поверхностное впечатление энциклопедических познаний, он стал замечательной личностью, презирающей свет, людей, их деяния и учреждения. В нем развилось самое искусное, отличающееся крайней наглостью шарлатанство и цинизм. Добиваясь сближения с Катишь, он руководствовался не сердечными чувствами, а соображениями расчёта.
Холодный скептик, неспособный к энтузиазму и к увлечению, Александр Раевский подавлял пылкого Пушкина своей острой, всеразлагающей иронией, достойной Мефистофеля. Граф П. И. Капнист рассказывает об этом первообразе Онегина: «Высокий, худой, даже костлявый, с небольшой круглой и коротко обстриженной головой, с лицом темно-желтого цвета, с множеством морщин и складок, – он всегда [я думаю, даже когда спал] сохранял саркастическое выражение, чему, быть может, немало способствовал его очень широкий, с тонкими губами, рот. Он по обычаю двадцатых годов был всегда гладко выбрит и хотя носил очки, но они ничего не отнимали у его глаз, которые были очень характеристичны: маленькие, изжелта карие, они всегда блестели наблюдательно живым и смелым взглядом и напоминали глаза Вольтера».
Полуфранцуз-полурусский, московский почт-директор А. Я. Булгаков[7], оказался своего рода летописцем светской хроники Москвы и в том числе описателем сердечной драмы Катишь. Он с горячим осуждением писал об этом бракосочетании: «…Вообще все это так грязно, отвратительно, что ничего в этом не поймешь. Самое лучшее, что бы они могли сделать, это уехать, поселиться где-нибудь на границе Китая…»
Свадьба с А. Н. Раевским произошла 11 ноября 1834 года. Катишь тогда только что исполнилось 22 года, а ему шёл сороковой год.
На следующий день Булгаков писал: «Вчера было совершено бракосочетание м-elle Киндяковой с Сатаною Р. …Я не думал, что это произойдет так скоро. …Какое волнение было вечером у Пашковых, во всех углах только об этом и шла речь…»
Всегда все знающий А. И. Тургенев записывал в своём дневнике: «…Он взялся сватать её за другого, а сам женился. История самая скандальная и перессорила пол-Москвы, особенно же Пашковых с Киндяковыми: первые были за первого жениха».»
Жизнь Екатерины Раевской-Киндяковой в замужестве не была счастливой. Неприязнь большей части светского общества, его своеобразный бойкот по отношению к семье Раевских, истраченные много ранее чувственные силы супруга не принесли удовлетворения и счастья этой «изящной и крайне восторженной» женщине. Впрочем, Пушкин, обсуждая Раевского, писал: «Жена его собою не красавица, – говорят, очень умна». Странно это слышать из уст поэта, воображение которого любую простушку преображало в принцессу. Тем более что на портрете модного художника того времени Соколова она совсем недурна.
7
Александр Яковлевич Булгаков (1781, Константинополь – 1863, Дрезден) – русский дипломат, сенатор, московский почт-директор, чьи письма, изданные в трёх томах, дают подробнейшую картину повседневной жизни русской аристократии XIX века. В его обширной переписке, по словам Вяземского, отразились «весь быт, всё движение государственное и общежительное, события, слухи, дела и сплетни, учреждения и лица, с верностью и живостью»