— Моя бабушка (а она интеллектуал законченный, "осколок интеллигенции") говорила мне в детстве: "Если ты с мужчиной на вы, а потом переходишь на ты, никогда не извиняйся". Я спросила: "А если он старше меня, как я могу?". — "Ты — женщина!". Вот такой у нее прикол по жизни. Она может ругаться матом, как извозчик, но слово «мужик» или «баба» ни за что не скажет. Ей тогда лучше не жить.
Меня иногда ругают, что я матом ругаюсь. Просто с помощью мата можно сочно отвечать на любые вопросы — он как бы все собирает. Удивительно! Раньше, наверное, все было по-другому. Вот я слушаю бабушку, маму — их рассказы. Если мат в них вставить, теряется все!
— Ты, наверное, хочешь поговорить о высоком?
— Это было бы прекрасно!
— Мне кажется, мы накормлены высоким под завязку…
— А грязью мы не накормлены? Грязью — еще больше! Лучше погрязнуть в высоком, если это возможно…
Без этого человек, не вечность, а дерьмо. Надо и книги читать, и молиться, и думать о высоком, и трахаться!
Это ты для себя так уяснила. Аобычно одно считается возвышенным, а другое — низменным. И не дай Бог это смешивать…
Все просто. Существует тело, радости тела. Человек любит поесть. Ему хорошо, когда он сходит в туалет. Он любит спать. Любит секс. Это нормально. Зачем это скрывать и запутывать? Я поэт, но разве у поэта ничего нет ниже пояса? Пока кровь молодая или не молодая, этому всему надо радоваться. Зачем люди живут? Чтобы любить друг друга. Это жизнь, это природа! Это — как растение, как цветок… Когда я в 12 лет увидела половой акт по видику, мне было очень интересно. Это — как первая сигарета, как первый глоток спиртного. Но ты знаешь, без глаз никакой секс не смотрится. Если отрезать лицо с глазами, то — смехота одна!
— Стать актрисой — это у тебя очень серьезно?
— Да, я хочу что-то сделать на сцене.
— А не будет ли это твоей очередной иллюзией, которая потом развеется?
— Я давно не строю иллюзий, выросла из них. Ты знаешь, как иногда бывает тяжело! Приходится брать себя за жабры, успокаиваться и говорить: "Хорошо, я дальше не пойду". Потому что так надо.
— Но соблазны ведь были?
— Конечно. Я подвергалась им не раз. Но я могла противостоять. Сделать что-то страшное — зачем это нужно? Кстати, в этом интервью, записанном на диктофоне, на который я сейчас смотрю, я очень часто употребляла слово «страшно». Подумай над этим.
(Раздается телефонный звонок. Ника поднимает трубку, говорит мне: "Это Лика, моя квартирантка, волнуется за своих детей". Дальше говорите трубку).
— Твои дети в порядке… Что они ели? А я откуда знаю?.. Но у меня же тоже нечего кушать, ты же знаешь… Господи, ты что, думаешь, я бы их не накормила?.. Какие яйца?.. Ты яйца, б… положила, знаешь куда, — на балкон, а не в холодильник… Шесть яиц осталось… Не знаю, кто остальные съел. Никто, б… не ел, а яиц нет… Я жрать не хочу… Хорошо, сделаю им омлет из шести яиц… Слушай, Лика, хлеба, в принципе, тоже нет… Ты когда приедешь?.. Слушай, привези что-нибудь выпить… Хорошо… Давай… Все… Целую!
— Ника, ты такая серьезная вдруг стала…
— Ты хочешь, чтобы я смеялась? Считай, что серьезность — обратная сторона смеха.
Перепечатано из газеты «Бульвар» за июнь 2002, № 23
Жизнь и смерть вундеркинда[1]
ЭТИМ летом в Москве в Высоко-Петровском монастыре отпевали Нику Турбину. В 80-х это имя гремело на весь мир. Помните маленькую девочку, которая читала свои стихи наравне со знаменитыми поэтами? Это и была Ника.
Полина МОЛОТКОВА
КТО БЫ мог тогда подумать, что она не доживет до своего 28-летия? Когда Ника умерла в мае этого года, газеты снова вспомнили о ней и запестрели заголовками: "Выросшая девочка-вундеркинд покончила с собой!" Ника разбилась, упав из окна 5-го этажа. Несколько лет назад она уже падала и тоже с 5-го этажа, но другого дома. Тогда ей повезло, а во второй раз судьба ее не пощадила. Но Ника не убивала себя.
1978 год. Четырехлетняя Ника не спала по ночам. У нее была астма. Мама и бабушка поочередно дежурили у постели девочки, а она пугала их тем, что просила: "Запишите строчки!" И диктовала стихи — совсем не детские, трагические. Скептики говорили, что эти стихи принадлежат другому, взрослому поэту. Мистики — что это умерший гений диктует ей свои строки. Ника говорила: "Это не я пишу. Бог водит моей рукой".
Мама Ники была талантливой художницей, но так и не смогла реализоваться. Говорят, ей очень хотелось, чтобы в семье была знаменитость, и своей дочке она с самого раннего детства читала серьезных поэтов — Ахматову, Мандельштама, Пастернака. В ялтинском доме дедушки Ники Анатолия Никаноркина, известного крымского писателя, собирались литераторы, приезжавшие из Москвы на отдых. Мама просила их помочь напечатать дочкины стихи в столице. Далеко не всем эта идея казалась удачной, ее предостерегали — психика девочки еще не окрепла, а мир она уже видит в трагических тонах. Тем не менее скоро в центральной прессе появились большие публикации о ялтинском вундеркинде. Нику стали приглашать на литературные вечера. В 9 лет у нее уже вышла первая книга стихов — «Черновик», вступительное слово к которой написал Евгений Евтушенко. Книгу перевели на 12 языков.
Это была интересная игра — "в поэтессу". Нику возили по всему миру. Она выходила на сцену перед огромным залом, маленькая, но очень серьезная девочка с прической, как у Марины Цветаевой, и читала взрослым голосом: "Жизнь моя — черновик, на котором все буквы — созвездья…"
В 1985 году в Венеции Нике вручили самую престижную поэтическую премию — "Золотого льва", которой до нее из советских поэтов была удостоена лишь Анна Ахматова. Ника тут же отколотила зверю лапы — правда ли он золотой? Лев оказался гипсовым.
Уже взрослая Ника говорила об этом времени: "По улицам слона водили. Это была Ника Турбина. А потом слона бросили и забыли".
С 11 лет Ника уже жила в Москве, ходила в обычную школу. Ее мама снова вышла замуж и родила еще одну дочку — Машу. Наверное, Нике не хватало маминого внимания. Еще в начале всей этой шумихи она посвятила ей такие строки: "…Только, слышишь, не бросай меня одну. Превратятся все стихи мои в беду".