Выбрать главу

Альфред Эдвард Хаусман

Стихи из книги «Шропширский парень»

Альфред Эдвард Хаусман (1859–1936) — один из самых любимых и известных поэтов Великобритании. Его стихи печатались и печатаются в престижных английских антологиях, а его творчество неоднократно становилось темой критических и биографических исследований и сотен статей. Теодор Г. Эхрсам, к примеру, привел немало подобных свидетельств в книге «Библиография Альфреда Эдварда Хаусмана» (1941). В 1945 году Роберт Вустер Сталман издал свою «Аннотированную биографию А. Э. Хаусмана ‘Критические этюды’», в которой собрал практически все, что писали о лирике Хаусмана, и сам написал о его влиянии на поэзию 1920–1945 годов.

Впечатляют и мнения о произведениях Хаусмана других поэтов, его соотечественников. Так, Томас Гарди полагал, что стихотворение «Цела ль моя упряжка» — наиболее драматургически выстроенное стихотворение во всей английской поэзии. Бабетта Дойч, Карл Шапиро, У. Х. Оден отзывались о творчестве Хаусмана с уважением и любовью. К. Д. Льюис сравнивал его с такими гигантами, как Джеральд Мэнли Хопкинс, Уилфрид Оуэн и Т. С. Элиот.

Сборник стихов «Шропширский парень» был написан под впечатлением драматических событий в жизни автора. Темы сборника — умирание и смерть, предопределенность судьбы и борьба с роком. Меланхоличные и в то же время ироничные, традиционные по форме и авангардные по внутренней энергетике, стихи Хаусмана повлияли и на поэзию Редьярда Киплинга, в частности, на его «Казарменные баллады». Поэзия Хаусмана, притом что орнамент стихотворений, их строфика своеобразны и прихотливы, поражает экстраординарной простотой и красотой мелодий. Каждое стихотворение — уже готовая песня.

Альфред Эдвард Хаусман известен в нашей стране. На русский язык его переводили Б. Слуцкий, С. Маршак, другие поэты. О нем писали статьи, исследования. И все же «последний поэт-классик луговой Англии» (как назвал его М. Л. Гаспаров) во многом остается загадкой. Переводы, предлагаемые вниманию читателей, — еще одна попытка разгадать эту загадку.

XIV
Идут беспечно люди,         Как их понять уму: Стою я у дороги,         Не нужен никому.
Как списанный на берег         Моряк, мне все равно; Душа мое и сердце         Давно ушли на дно.
Нет пары безрассудству         В просторе голубом, Что привело б подругу         В мой одинокий дом.
Цветы не исцеляют,         Утрачен верный путь; Потерянное сердце         Мне разрывает грудь.
Так по чужой дороге         Иду я без гроша: Лежат в пучине моря         И сердце, и душа.
XXII
Раздался незнакомый звук,         Проходит взвод, гремя. Один красномундирный вдруг         Не сводит глаз с меня.
Мил человек, тебе со мной         Навряд ли встретиться дано, И то, что мы зовем судьбой,         Давно предрешено.
Ни общих дум, ни общих дат,         Но в счастье иль в беде Всего хорошего, солдат,         Желаю я тебе.
XXVI
        Мы шли вдоль поля год назад С любимой, догорал закат, Вдруг слышим мы через забор Осины странный разговор. «О, кто там жаждет новостей? Сельчанин с девушкой своей? До свадьбы — несколько недель, И время их сведет в постель, Вот только ляжет он с другой, Она ж — накроется землей».
        И верно, точно через год Другая девушка идет, И вновь звучит над головой Осины разговор ночной; Да только слов я не пойму, Похоже, все идет к тому, Чтобы не я — подружка поняла, Как вскоре сложатся дела, Знать, мне под клевером лежать, А ей с другим беднягой спать.
XXVII
«Цела ль моя упряжка         В родимой стороне, Слышны ли сбруи звоны         Как раньше, как при мне?»
Привет, бряцанье сбруи,         А также конский топ Слышны; лишь ты под пашней         Лежишь, наморщив лоб.
«Играют ли ребята         В футбол на берегу, И мяч со всеми вместе         Я погонять смогу?»