всякая книга — «десять столетий снега»,
всякая песня — «где нам искать друг друга».
но как боль неостра, бери к роднику канистры,
как стемнеет, пой у костра про года и версты;
женщины хохочут так, что вокруг рассыпают искры,
и глядят на тебя как сестры.
кроме нефти, тут разной скани есть и финифти,
рюмочки готовьте, на скатерть ставьте;
старики прозрачны, как детский палец на кнопке в лифте,
все тебе расскажут и о вожде, и о космонавте.
медицина здесь угрожает здоровью, врачи — леченью,
бездна часто подходит к самому изголовью,
между мифом и явью много веков кочевье,
постигаемое не логикой, но любовью.
но как боль неостра, сразу кажется: столько детства,
столько мудрого юмора, горестного богатства.
стоит, чудится, пообвыкнуться, оглядеться —
и всему пригодиться,
сбыться
и оправдаться.
24 ноября 2013
Стихи — 2014
сутулые, в темноте
еще посидим вдвоем.
признаем, что мы не те,
за кого себя выдаем.
комнату, где спим,
мебель и весь хлам
вытащим из-за спин,
разломим напополам.
будем тугой ком
у каждого в рюкзаке.
прощаются на каком
чертовом языке?
том же, что был мал,
весел и необжит,
если соединял?
им же и надлежит:
мы были близки
так, что и свет мерк.
сразу в конце тоски —
поезд наверх.
02.01.2014
вскинуться на конечном контроле, в безлюдном солнечном терминале
господи, какую мы чушь пороли, как чужую про нас прилежно запоминали
как простые ответы из нас вытягивались клещами
сколько чистого света слабые хрусталики не вмещали
что за имена у нас бились в височной доле, почему мы их вслух не произносили
сколько мы изучили боли, так ничего не узнав о силе
маялись, потели, пеклись о доме и капитале,
пока были при теле, рожали бы и ваяли, но мы роптали,
пересчитывали потери под нарастающий жадный рокот,
ничьей помощи не хотели, не позволяли больного трогать
подрывались в запале производить килотонны пыли
шибко много мы понимали, покуда нас не развоплотили
так послушай меня, пока не объявлен вылет,
пока дух из меня, как стакан кипятка, не вылит,
но пейзаж подтаивает, как дым, не рождает эха
для меня ничто не было святым, кроме твоего смеха
он вскипал, что-то горькое обнажив, на секунду, малость
я был только тогда и жив, когда ты смеялась
21.03.2014, Новосибирск-Томск
Что рассказал Шанкар своему другу Раджу, когда вернулся домой
Иннокентию Всеволодовичу
когда я прилетел, Раджу, я решил: эти люди живут как боги
сказочные пустые аэропорты, невиданные дороги
целое стекло в окне и фаянсовый унитаз даже в самой простой квартире
счастливы живущие здесь, сказал, как немногие в этом мире
парки их необъятны, Раджу, дома у них монолитны
но никто из их обитателей не поет по утрам ни мантры,
ни киртана, ни молитвы
вроде бы никто из них не лентяй, ни один из них не бездельник —
но они ничего не делают, кроме денег:
кроме денег и денег, Раджу, как будто они едят их:
только пачки купюр рекламируют на плакатах
представляешь, Раджу, ни грязи, ни нищеты, но вот если большая трасса —
то во всю длину вдоль нее щиты, на которых деньги и даже — груды сырого мяса
кроме денег, Раджу, как будто чтобы надеть их:
нанимают чужих людей, чтоб заботились об их детях
кроме денег, Раджу, но как попадется навстречу нищий или калека —
так глядят, будто он недостоин имени человека
кроме денег, но не для того, Раджу, чтоб жене купить на базаре
дорогих украшений или расшитых сари
а пойти и сдать в банк, и соседям служить примером —
и ходить только в сером, и жена чтоб ходила в сером
женщины их холены, среди старух почти нет колченогих, дряблых
но никто из мужчин не поет для них,
не играет для них на таблах
дети их не умирают от скверной воды, от заразы в сезон дождей или черной пыли,
только я не видел, чтоб они Бога благодарили